Змея в изголовье

Продолжая напевать, она начала тихо постукивать деревяшкой по черенку своей метлы. И тот, казавшийся еще совсем недавно вырезанным из дерева, вдруг начал крошиться под ударами. Наконец «служанка» освободила из глиняной скорлупы совершенно прямое черное чешуйчатое тело. И быстро, не давая содержимому нагреться, сунула его под валик на ложе. По устам ее скользнула довольная ухмылка. Теперь у нее есть время прибрать следы и спокойно уйти. Когда придет фараон, «подарок» уже успеет согреться, но еще будет очень зол. Она критически окинула взглядом дело своих рук. Все чисто, никаких следов. Лишь бы стражники не решили зачем-нибудь лишний раз проверить спальню. Повелитель Верхнего и Нижнего Египта нынче празднует чудесное спасение племянницы и, скорее всего, придя в опочивальню, просто рухнет на ложе. Должен рухнуть, если боги, как говорит об этом ее повелитель, на их стороне. Она сгребла мусор и, все так же напевая, направилась к двери. «Следующее утро будет утром нового мира», – крутилось в ее голове.

Ба-Ка усмехнулся, глядя вслед брату. Тот, похоже, совсем безумен: возится со своими зверушками и не замечает того, что действительно важно. Образ Асо не выходил у него из головы. Как можно было не заметить такую девушку?! Как можно было думать о чем-либо другом, увидев ее?! Сообщение о том, что она при смерти, ввергло наследника престола в такую ярость, что он готов был убивать направо и налево. Убивать всех, начиная с простофили-брата и заканчивая всеми участниками сегодняшней церемонии.

Однако на грозного Микенца его ярость произвела не большее впечатление, чем прибой на морскую скалу. Повинуясь воле фараона, он попросту выбросил Ба-Ка из комнаты, где умирала дочь Хафры. Ба-Ка собрался было броситься на него с оружием в руках, но вовремя осознал, что с ним произойдет через миг, и кинулся прочь из дворца. Ему нужна была кровь, и когда он наткнулся на группу рабов, захваченных в недавнем походе к устью Нила, он получил ее в избытке. Надсмотрщики в ужасе шарахнулись от разъяренного принца, а тот наотмашь рубил своим кхопешем по спинам, головам, рукам тех, кто падал ниц или безуспешно прикрывался руками. Горячая, бьющая из изрубленных тел кровь. Под клинок старшего сына фараона попали рабы, захваченные в походе к устью Нила. «Никчемные твари, дикие, бестолковые, не пригодные ни к какой работе. Такие и созданы лишь для того, чтобы принять гнев повелителя или отрабатывать на них удар кхопешем». Горячая, бьющая из изрубленных тел кровь впитала его злость, а взамен вернула эйфорию всемогущего властителя, убивающего и калечащего живые существа по своей прихоти. И только когда последний из дюжины несчастных пал, Ба-Ка остановился, тяжело дыша, с полубезумной усмешкой на устах оглядывая место побоища.

Чуть позже прибежавший слуга доложил, что, хвала богам, Асо выжила, что благодаря чуду, явленному Тотом через своего жреца Ур Маа, волосы девушки стали не черные, а ярко-рыжие, будто восходящее Солнце. Не иначе как сам Ра отметил любимицу, и теперь ей уже ничто не угрожает. К радости обреченных, Ба-Ка сохранил жизнь тем, кто избежал смертельных ран. После грозовых туч в его жизни восходило солнце.

Размышляя об избраннице своего сердца, принц отправился в свою малую сокровищницу, дабы подобрать достойное украшение солнцевласой красавице. Конечно, теперь ей нужны совсем другие украшения – это всякому понятно. Сын фараона открыл привезенный из-за моря ларец с драгоценностями. «Пожалуй, вот это ожерелье, украшенное хризоколлами. Этот голубовато-зеленый камень ей будет к лицу». Он поднял ожерелье на ладони и поднес к свету. Несколько крупных ювел, собранных в широкий треугольный нагрудник, были окружены золотым сиянием, вниз до самой груди свисали гроздья мелких отшлифованных шариков, заканчивавшихся крупной яркой подвеской. «Хорошо бы еще подобрать к этому ожерелью браслет и диадему». Ну да ладно, если Асо понравится его подарок, он немедленно закажет их для любимой.

Окрыленный этими мыслями, Ба-Ка направился к отдаленному дворцу, где размещался брат фараона. У ворот шумели и размахивали кулаками какие-то чужестранцы. Стоявший в воротах Микенец что-то громко кричал им – должно быть, на их родном языке. Увидев сына фараона, он махнул ему рукой, чтобы пока никуда не уходил. Но тот лишь презрительно скривился. Он всегда недолюбливал Микенца за тот вес, который этот чужестранец имел в глазах отца, прямо сказать, куда больший, чем его собственный, за то презрение, которое сквозило в каждом его слове и жесте. Никакого внимания не обращая на гримасы наследника фараона, Микенец уперся, не желая открывать ворота. Там, за стеной, горланили чужаки, их были сотни, и к ним прибывали все новые подкрепления. Однако для Ба-Ка сейчас было вопросом принципа доказать, кто слуга, кто господин не в меру властному сторожевому псу. Он кричал, требовал, грозился спрыгнуть вниз в самую гущу мятежников. В конце концов, отогнав бунтовщиков от ворот, Микенец выделил ему четверых стражников с факелами, презрительно сплюнул вслед, провожая взглядом.