Змейка и крылья ночи

– Ну, просто… – Мише подняла к потолку глаза, глубоко погруженная в мысли. – Я много времени проводила одна. Раньше. Я не знала, насколько важно, чтобы у тебя кто-то был. Тот. Что просто… Кто убьет за тебя. Понимаешь?

Убивать – для Райна это вряд ли было большим одолжением или жертвой. Но я не стала с ней спорить, прекрасно понимая, что она имеет в виду. Для меня таким существом стал Винсент. Даже когда не было никого, был он, и у меня не возникало ни малейших сомнений ни в этом мире, ни в грядущем, что он сделает для меня буквально все.

– Многие не умеют любить. У Райна немало недостатков, но он любить умеет. Или по крайней мере…

У нее залегла морщинка между бровями и голос утих, но она тут же очнулась, снова посмотрела на меня и прищурилась.

– А еще, помимо прочего, он очень хорошо готовит. Ну просто очень хорошо!

Интересно, проявилось ли мое сомнение у меня на лице. Я ничего из этого не могла себе представить. Преданность. Любовь. И уж точно не кулинарные способности.

Голос Мише стал на самую малость серьезнее.

– Сегодня он был сам не свой.

– Да? – лукаво ухмыльнулась я. – А кто же это тогда был?

– Прошлое, – печально улыбнулась Мише. – У нас на коже не так легко остаются шрамы, как у тебя, но они остаются на сердце. Бывает, никогда не затягиваются.

Я насмешливо фыркнула, но не настолько убедительно, как хотела.

– А ты? Это… это была ты? – спросила Мише.

– Что ты имеешь в виду?

– Сегодня. Я про… окно. Магия. Ты правда ее все это время скрывала?

Не знаю, почему мне трудно было соврать Мише. Она была какая-то настолько настоящая, что становилось не по себе. Вместо ответа я выпустила клуб дыма, потому что ложь была трудной, а правда – стыдной.

– Ага, – кивнула она, – понятно.

– Это непредсказуемо.

Я словно бы оправдывалась, хотя и не собиралась.

– Можем вместе над этим поработать.

Матерь, эта фраза должна была прозвучать для меня пугающе. Но почему-то от нее стало спокойно.

– Он заслужил вылететь в окно, – сказала я.

– Заслужил, – согласилась Мише и уже серьезнее спросила: – Ты уйдешь?

Я глубоко затянулась сигариллой и выдохнула, упиваясь тем, как дым жжет нос.

– Нет.

– Было бы глупо… накануне испытания.

– Глупо.

– Как думаешь, в чем оно будет состоять?

Я много об этом размышляла, но мы могли только гадать. Испытание Убывающей луны было одним из самых непредсказуемых на Кеджари. Из года в год оно проходило принципиально иначе. Первое испытание традиционно изображало подробности побега Ниаксии из земли Белого пантеона. Но второе могло оказаться привязанным ко множеству эпизодов, – например, история, когда она вошла в подземный мир и полюбила бога смерти Аларуса, или любое из многочисленных легендарных приключений, которые они совершили вместе.

– Не знаю, – сказала я.

– Волнуешься?

Я промолчала. Отрицать я этого не могла, но и вслух признавать тоже не хотелось.

Она не стала ждать ответа.

– А я волнуюсь, – вздохнула она и сделала еще один глоток.

– Может быть, что-то о ее путешествии, – предположила я. – В землю мертвых.

Развивать мысль дальше было сложно. Путешествие могло приобретать разнообразные формы, его можно интерпретировать тысячей способов.

– Как ты думаешь, ей тогда было страшно? – задумчиво произнесла Мише.

– Ниаксии?

– Ага.

– Она была богиней.

– Да так себе, в самом начале-то. Тогда еще просто никто. И совсем молодая.

Я задумалась. Ниаксия в тот период жизни была одним из многочисленных и непримечательных порождений Белого пантеона, не только сама мелкая богиня, но и дочь мелкой богини. Никто бы даже не узнал, если бы она погибла одна в диких краях, не говоря уже о том, что не стал бы горевать. Большинство легенд давали ей всего двадцать лет – почти младенец, по меркам божеств.

Таких, как она, другие боги рождали, использовали и забывали. Угощались и сбрасывали со счетов.

Наверное, Мише была права. Наверное, ей было страшно.

Но то две тысячи лет назад, а сейчас Ниаксия стала невероятно могущественной – настолько, что в одиночку разгромила Белый пантеон. Настолько могущественной, что даровала целому континенту дар вампиризма и создала цивилизацию своих последователей. И настолько могущественной, что все Обитры теперь навечно жили у ее ног, умирали, любили и приносили жертвы.

– Ну, все изменилось, – сказала я.

– Но подумай о том, от чего ей пришлось ради этого отказаться.

Муж. Убитый Белым пантеоном в наказание за женитьбу на Ниаксии.

Я задумалась. Да, пусть Пантеон забрал ее возлюбленного. Но Ниаксия вернула себе могущество. Я слишком хорошо представляла себе, какое это потрясающее должно быть ощущение после столь долгого пребывания в слабости. Стыдно признать, чем бы я сама была готова ради такого пожертвовать.

– Но теперь она больше не боится, – сказала я.

– Да, – задумчиво ответила Мише. – Должно быть, не боится. Только, наверное, она ужасно несчастлива, как считаешь?

Вскоре я вернулась к себе в комнату, но была слишком взволнована, чтобы спать. Вместо этого я смотрела, как цвет неба меняется на пепельно-красный. Я слышала, как по гостиной шаркает Мише, но Райн не возвращался.