Он пишет извинение, почти как только нажимает «Отправить».
Он чувствует себя гнусно, когда пишет «контролировать потоки», но не знает, что еще ей сказать. Знает только, что все вышло из-под контроля, буквально и фигурально, с тех пор, как пикап проскользил по дороге. Или раньше, когда он вышел из раздевалки после футбола в пятницу вечером. Или еще раньше, когда Рикки схватил разводной ключ, убил тех двоих ребят. Или еще раньше, когда Дэвид Джон в первый раз ввел его в ворота Благословенной церкви Белой Америки. Или еще раньше, когда он родился и расклад лег так, что, как ни выбирай, все пойдет плохо.
Диан отвечает:
ты не обязан их слушаться, если не хочешь. ты же не маленький. тебе семнадцать. решай за себя
Семнадцать
Ему семнадцать, но в пятницу вечером он убил другого подростка. Случайно или нет, а на снегу лежало мертвое тело, и он принял решение поднять его, посадить в машину, послать вниз по склону, а не отвечать за свои действия. Это было его решение, и, правильное оно или нет, ему с ним жить. Ему бы уверенность Дэвида Джона, что Иисус поможет понести бремя, что Джессап будет прощен. Откуда ему знать. Ему всего семнадцать.
Семнадцать. Он бросает взгляд на Джюэл, которая нетерпеливо ждет его. Волосы все еще затянуты в косу, ленточка – проблеск цвета в волосах. Ей одиннадцать: с одной стороны, взрослая, но мучительно маленькая – с другой. Не был ли он эгоистом, спрашивает себя Джессап, когда сосредоточился на том, чтобы выбраться из Кортаки самому? Переживал из-за заявок в университеты, где можно играть в футбол, жертвовал телом в надежде на счастливый билет, учился допоздна и шел в библиотеку с утра, думая, каким может быть его будущее, тогда как уйти – значит бросить Джюэл? И бросить на что? Вот с этим? С этими людьми, в этой церкви?
Семнадцать. Пусть Диан сколько хочет говорит, что он уже взрослый, чтобы решать самому, но он не может не задаться вопросом: а что будет, если он решит сам, если он уйдет? Найдет ли что-то лучше, чем Эрл, чем Брэндон с его деньгами и нью-йоркскими адвокатами? Найдет ли что-то лучше Дэвида Джона? Потому что Дэвид Джон чертовски уверен, что людей интересует только то, как бы обвинить других. Это случилось с ним и Рикки, и он не хочет, чтобы история повторилась.
И если Джессап может доверять кому-то в этом мире, то должен доверять Дэвиду Джону. Отчим никогда не причинит ему зла намеренно. Отчим заслужил непоколебимое доверие. Преданность. Дэвид Джон всегда действовал во благо семьи.
Правда же?
Будь это правдой, задумывается Джессап, стоял бы он сейчас тут?
Миг Джессап подумывает просто спрыгнуть с доски, погрузиться на дно. Пруд глубиной не меньше пятнадцати футов[71]
, обрывается у берега. Можно всю жизнь провести под водой, в темноте и прохладе, тишине, безопасности, где его никто не тронет.Что ему сказать своей девушке? Она говорит, ему семнадцать, говорит, он уже взрослый, чтобы решать за себя, но ей говорить легко. Ни одно ее решение не имеет никаких последствий.
Все они такие. Не только Диан, но и ее друзья. Меган, Брук и их парни: Джош Фейнштейн и Стэнли – такие же ужасные. И Виктория Уоллес, все они, Алисса Робинсон – никто не может даже вообразить себе неудачное будущее. Родители с хорошим образованием и хорошей работой делают все, чтобы дети шагнули еще дальше. Не то чтобы родители любят их больше, чем Дэвид Джон и мама любят Джессапа и Джюэл, а просто, когда небогатые родители идут ради детей на жертву, их жертва стоит гораздо больше. Все остальные родители и дети стремятся к звездам, не замечая, что уже стоят на Луне.
Ни один из них не знает, каково это – когда что-то вне досягаемости.
Диан легко говорить, что ему семнадцать и он может принимать решения. Она думает: прыгнуть – значит полететь, ей не известен целый мир падения.