Змеиные боги

Было глупо ожидать легкой победы, было странно вообще на нее надеяться. Лесавка подловила его на ошибке. Сбила с толку проклятой ворожбой. Распахнулись алые пухлые губы, радужка глаз принялась темнеть до тепло-карего, она томно вздохнула. Заговорила. Господи, с ее губ срывался Катин голос. Слова, которые он должен был слушать на протяжении многих лет каждый день. Признание, за которое он был готов сражаться:

– Я люблю тебя, Сашенька… – Бестужев непроизвольно вздрогнул и сбился с шага, запнулся, неловко ушла в сторону нога. И гибкое тело сбило его с места. Обвились вокруг пояса сильные тонкие ноги, сжали ребра так, что послышался хруст, он закричал. Пальцы лесавки обхватили руку с ножом, не позволяя замахнуться, снова ранить. Она остервенело била его ладонь о землю, изворачиваясь, чтобы вцепиться в горло. Убить безоружного. Тело среагировало быстрее испуганного мозга, взлетела свободная рука – ладонь плашмя ударила в челюсть хищницы, и укус пришелся на вывернутое плечо.

Мир вокруг пульсировал алой болью. Гулкие толчки глупого сердца глушили, болезненно давили шумом на ушные перепонки.

Не сейчас, только бы продержаться, Катя не ушла далеко, Господи…

Он чувствовал, как рвались мышцы, существо сверху победно верещало, не разжимая зубов. Дергалось всем телом, пытаясь отгрызть мешающую мышцу, добраться до вен, расправиться с противно сопротивляющейся жертвой. А Бестужев видел перед глазами заплаканное, обезображенное испугом лицо Смоль, капли крови на ее бледной коже.

Лесавка в лесу не одна.

Он убил их. Погубил каждого из ребят своей жадностью. Был бы иной исход, если бы Бестужев не запер люк в подвал, если бы девушек защищали два сильных парня?

Из груди вырвался болезненный крик, из последних сил он разжал пальцы, сжимающиеся на рукоятке ножа. Перебросил его в свободную левую руку. Чтобы вогнать лезвие в спину жмущей его к земле лесавки. С хрустом, напрягая руку, когда лезвие соскочило с костей позвоночника и податливо пошло глубже в тело. Выворачивая руку так, что судорогой свело кисть. Прокручивая нож в ране.

Тварь разжала зубы. С громким влажным хрустом выдрала их из ослабевающего тела и закричала, пытаясь отпрянуть.

Нет. Не должна. Руки обхватили нож, пригвождая орущее существо к себе. Если ему суждено умереть, она умрет следом, не сумеет догнать его Смоль.

Секунды растянулись в вечность, над головой шелестели листьями вековые дубы, на краю поляны лениво покачивала тонкими ветвями молодая сосна. Мир казался таким прекрасным, огромным и наполненным. И Саша отвлекался. Зажимал в руках слабеющее тело страшного существа из Нави, наблюдая за свободным полетом широко раскинувшего крылья луня. Стараясь услышать пение птиц вместо рвущего перепонки визга.

Ему хотелось жить.

Хотелось видеть, как по лужам со звонким хохотом бегает ребятня, как, забористо матерясь, дед чинит свою дряхлую «ласточку», зыркая настороженным глазом на идущую за ним бабку, которая сорвала горло, но так и не дозвалась. Хотелось просыпаться и видеть рядом заспанное лицо Смоль с отпечатком подушки на щеке, растрепанные черные волосы. Приворот или нет – едино. Он так рьяно этого всего желал…

Бестужеву показалось, что прошла вечность. Вспыхнули и погасли мириады звезд, разорвалась и вновь соединилась воедино вселенная. Лесавка в руках затихла, и он их разжал. Адреналин еще шумел, гнал кровь по венам, он нашел в себе силы подняться. Выдернуть нож из безжизненного тела и пойти вперед. Шаг за шагом, едва волоча трясущиеся ноги, но зная: он не должен останавливаться, нужно продолжать идти.

На ходу флегматично затягивая ремень на плече потуже, до иголок, цепляющихся в руку. Какое же счастье, что рука осталась цела, что не повреждены крупные вены или артерии. Бегущие струйки крови остановились, алые капли еще капали с пальцев, но Саша не обращал на них никакого внимания. Просто шел.

Пока лес не расступился, позволяя выйти на широкую тропу к дому. А взгляд зацепился за тонкий силуэт ведьмы, втыкающий в порог избы кинжалы около неподвижного тела. Страх сжал внутренности, к горлу подступила тошнота, Саша попытался бежать. Ноги тут же заплелись, он плашмя рухнул в траву, выскуливая в грязь проклятия, до боли сжимая зубы.

Ну же, осталось совсем немного. Ну же!

С рваным хрипом поднялся, мир продолжал плыть перед глазами, пересохшие губы презрительно скривились. Виноватый дурак. Если что-то случилось с остальными ребятами, он не сумеет простить себя. Качаясь, сумел встать и снова неспешно побрел.