Змеиные боги

Будто смеясь над его болью и горем, Щек встал за ее спиной, по-хозяйски коснулся подбородком копны волос, растягивая губы в холодной улыбке. Он больше не прятал своей натуры – перемазанный кровью, дикий, неправильный. С удлиненными клыками, кончики которых торчали во время усмешки, со змеиными зрачками и прорисовывающейся под полупрозрачной кожей чешуей на висках и скулах. Проклятое существо, не пускающее его душу обратно к телу. Руки монстра сжимали ее плечи. И просить его не было смысла, молчаливую угрозу Бестужев считал сразу. Он понял – Царя молить бесполезно. Он бы ползал лицом в грязи, целовал ноги монстра, вымаливая, скуля как побитый пес. Полоз знал – видел, но наслаждался его болью и молчаливо отказывал. Отрицательно качнулась голова змея, он даже не дал возможности, не дал слова.

Они могли простоять бы так вечно – друг напротив друга, один умоляя, вторая – мешкая. Все прервал змеиный Царь. Его свистящий голос мягко зашуршал над поляной, спугнул неестественностью сорвавшуюся с веток стайку галок, те суетливо закричали, работая крыльями.

– Поговори с ним, девочка Катя. Ты достойна большего, чем невысказанные сожаления. Сделай верный выбор, и я буду милостив, я закрою глаза на все его грехи, оставлю мальчишку в живых.

Катя кивнула. Пошла вперед, сначала медленно, неуверенно, а последние шаги пролетела стрелой. Опустилась рядом на колени, размазывая подсохшую кровь по его щекам ледяными пальцами:

– Не надо было тебе идти сюда. Там должна подойти Чернава, попроси ее о помощи, ладно? Боже мой, рука совсем никакая, все плохо очень, Саша. Как ты дошел сюда? Но живой. Живой, и это так здорово. – Она суетливо тараторила. Как всегда, когда волновалась и старалась это скрыть. Все пыталась стереть с его лица кровь и землю, а Саша разваливался от этой неловкой ласки. Умереть бы прямо сейчас, на ее руках. Зная, что он ей дорог.

– Я прошу тебя, умоляю. Я сделаю все, что только хочешь. Не иди с ним, останься.

И в ответ тишина. Смоль смотрела так виновато и молчала. Только с ресниц упало несколько крупных слез, на его же щеках не успевали высыхать соленые дорожки. Слезы щипали расцарапанную кожу, жгли лицо там, где только что его касались Катины пальцы. Заслужил. Он продолжал говорить теперь так же сбито и суетливо, как только что говорила она.

– Ты не можешь пойти с ним, он ведь дал только что выбор. Все равно, что он сделает со мной, Катя. Пожалуйста, беги, ты не можешь остаться здесь. Не можешь умереть рядом с этим безжалостным монстром.

А она, Господи, такая глупая Катька начала совершенно о другом. Не вняла его отчаянным мольбам, словно не видела душевные муки, в которых полоскало его душу, будто в кислотном растворе. Растянула свои проклятые прекрасные губы в напускной дрожащей улыбке, коснулась пальцами его подбородка, придерживая падающую на грудь голову.

Он так устал… Так устал.

– Ты всегда таким прекрасным был, Саша. Во всем. Я смотрела на тебя и думала, что ничего прекраснее в этом мире не видела. Мне не нужно было оставаться рядом, было достаточно просто смотреть издалека. Мне всегда хватало того, что ты был счастлив. Знаешь, когда ты обнимал других, так больно становилось, тяжело. Я убеждала себя, что прав на это не имею, а все равно чувствовала. Закрывала глаза и создавала миры, в которых ты меня, как их, целуешь, смотришь на меня по-особенному. А ты не смотрел. И это нормально. Сердцу ведь не приказывают. Я научилась наслаждаться меньшим, правда смогла. Не веришь? – Она горько засмеялась, по-птичьи наклонила голову набок, с тоской глядя на Бестужева. – А раз я смогла, то и ты научишься. Прошу тебя только, Саша, будь счастлив. И этого мне будет достаточно.

Это прощание. Он понял это сразу, как теплые губы коснулись лба, а она прижала его к своей груди. На короткий момент окутала нежностью, чтобы подняться и пойти вперед. К Щеку. Оставляя его за спиной. Обернулась лишь на мгновение, взгляд был наполнен теплом, влажные волосы рассыпаны по плечам, теперь плечи расслабленно опустились.

– Нам пора прощаться. Я иду дальше, и ты ступай. Поднимись, Саша, вставай и иди к светлому будущему, в котором для меня никогда не было места.

Она уходила. Тонкую угловатую фигурку скрывали тяжелые ветви деревьев, под ногами все тише шелестели заросли папоротника. А его внутренний голос едко шептал, насмешливо заходился ядом и гноем.

Поднимайся, Бестужев, вставай, ты ведь был для нее самым прекрасным мальчиком. Ну же, собери остатки никчемных сил, на что тебя хватит?

Он не кричал – с горла сорвался обреченный хрип, напряглись, забугрились под кожей бесполезные мускулы. Чтобы в очередном старательном спазме опрокинуть тело лицом в буйно цветущую лесную землю.

«Мне всегда хватало того, что ты был счастлив».

«Прекрати меня мучить, Катя, прекрати, молю».

Очень страшно лежать в лесу, слыша дыхание природы и понимая, что Катю он больше не услышит. Не увидит искрящихся глаз и глупой привычки закусывать щеку во время смущения. Не увидит кончика курносого носа, обгоревшего на летнем солнце. Катя всегда сгорала.