Змеиный король

Как бы не так. Покачиваясь и воняя бурбоном, он вошел к ним. Увидев Трэвиса в фартуке, с перепачканным мукой лицом, прыснул со смеху.

– Фто ж, рафве это не чудефно! – воскликнул он, шепелявя и невнятно выговаривая слова. – Пофмотрите только на двух моих малыфек, как фдорово они проводят время! – Он изобразил жеманную, женоподобную походку.

Трэвис смущенно улыбнулся, надеясь, что отец просто пытается пошутить. Вот только отец, когда был пьян, не чувствовал ту грань, когда шутка переставала быть смешной (или начинала быть смешной, если уж на то пошло).

Мама Трэвиса смела в ладонь остатки муки и выбросила в мусорное ведро.

– Хорошо поиграл, милый?

– О гофподи, да! Но это не так вефело, как печь пирофки в передничке. – Он, шатаясь, подошел к Трэвису и резко потянул за веревки, развязав фартук. Трэвис отвернулся, снял фартук и осторожно сложил его.

– Клинт, – мягко сказала мать Трэвиса. Он проигнорировал ее и подошел к Трэвису вплотную.

– Общался сегодня с Кении Пархэмом. Он говорил о вечере выпускников. Ты, как я понял, в футбол играть не собираешься, но хоть девчонку-то на танцы пригласишь?

В его голосе больше не было намека на иронию.

Трэвис уставился в пол.

– Не уверен.

– Ты не уверен. В чем ты не уверен? В том, что пойдешь на танцы, или в том, что тебе нравятся девчонки? Ты пойдешь на танцы со своим бойфрендом, Диллардом Эрли – Змеиным принцем?

– Нет, сэр, девочки мне вполне по душе, но не танцы.

– Ты педик?

Глаза у Трэвиса начали слезиться от зловонного дыхания отца.

– Нет, сэр.

У него внезапно возник порыв показать отцу фотографию Амелии на телефоне. Но отец наверняка заставит его об этом пожалеть: отпустит комментарий о фигуре Амелии или о ее лице. А Трэвис чувствовал, что в таком случае может сделать нечто, в чем будет раскаиваться.

– Тебе нравится пудрить нос, надевать передники и печь пироги с мамочкой, а ходить на танцы – нет?

– Нет, сэр.

Пожалуйста, уйди. Пожалуйста, уйди.

Отец подошел еще ближе и угрожающе прорычал:

– Если ты педик, я научу тебя уму-разуму, ей-богу. Тебе лучше стать мужиком.

Он толкнул Трэвиса, не так чтобы сильно, но застал его врасплох. Трэвис отшатнулся назад и чуть не посмотрел в глаза отцу, но вовремя одумался и уставился в пол. Просто исчезни. Тогда ему станет скучно, и он уйдет. Сделайся маленьким. Вот что ему нужно – чтобы ты был маленьким.

– Клинт, дорогой, – мягко произнесла мама Трэвиса так, словно разговаривала с опасным зверем или непослушным ребенком (или каким-то сочетанием того и другого). – Трэвис – христианин. Не беспокойся. А теперь могу я предложить тебе что-нибудь поесть?

Отец Трэвиса срыгнул и подошел к миске с тестом.

– Не, я не голоден.

Он запустил три пальца в тесто и, глядя на мать Трэвиса в упор, облизал их и снова запустил в миску.

– О, Клинт. Не стоило так делать. Этот кекс не для нас.

Отец подошел к ней вплотную.

– Мне… все… равно, – произнес он, тыкая ее в грудь после каждого слова. Она отвела взгляд. Еще пару секунд он стоял над ней. Страх Трэвиса начал превращаться в ярость. Он чувствовал то же самое, что и тогда, с Алексом Хименезом. Пожалуйста, уйди и больше не прикасайся к моей маме.

– Жду кексика, – с ухмылкой сказал отец и, наставив палец на Трэвиса, добавил: – Лучше тебе не быть жопником.

Он прошествовал в гостиную, где рухнул на диван и врубил телевизор.

Трэвис выдохнул. Спасибо, Господи. Спасибо. Выдохнула и его мать. Они посмотрели друг на друга. Трэвис открыл было рот, но мама поднесла палец к его губам, словно говоря: не надо, будь осторожен.

– Я все-таки испеку сейчас этот кекс, и пусть папа его попробует. А для Кристал я приготовлю другой. У меня в шкафу есть еще одна пачка смеси для бисквитного кекса. На самом деле, она даже лучше той, что дал тебе Диллард.

– Тебе помочь?

Мама посмотрела на него с грустной полуулыбкой и прошептала:

– Нет, золотко. Дальше я сама.

– Папа раньше не был таким, – прошептал Трэвис в ответ.

– Знаю. – Она взяла влажное полотенце и осторожно вытерла муку с лица Трэвиса. В гостиной отец над чем-то хохотнул.

Мама Трэвиса опрокинула тесто из миски в форму для выпечки и достала еще одну форму из-под духовки. Затем поставила миску в раковину и дрожащими руками начала ее мыть.

Трэвис подошел к ней сзади и приобнял за шею. Она положила ладонь на его руки.

– Я люблю тебя, мама, – тихо произнес он.