Змеиный поцелуй

— Можешь меня замучить — я приму мучения с радостью!

— Гоните их во дворец! — приказал воин.

И вдруг раздался звук — точно дятел мелкой дробью застучал по зимнему дереву. Я очнулся, и душа моя вышла из ястреба.

Я сидел на каменистом выступе над поляной. Внизу, подо мною — довольно глубокая яма с обугленным дном. Совсем недавно неподалёку стоял табор, но теперь от него осталось только пепелище костров, камни кузницы, примятая трава от шатров и повозок. Поодаль, за лесом, был виден край деревни с восьмискатной крышей судейского дома, река, как раз то место, где сжигали умерших. Когда вечернее облако заблестело огнями, внизу, на хорошо утоптанной лесной тропинке, я увидел женщину. И узнал в ней мать Аруна Букалявалику. Грузной утиной походкой поднималась она вверх по тропинке. Остановилась прямо подо мною и подняла заплаканные глаза. Я догадался, что Арун умер.

— Я не убивал твоего сына, женщина, — твёрдо сказал я.

— Ятри, — с мольбой сказала брахманша, опустив глаза, — сегодня ночью в сонном видении мне явился высокий светлый человек и сказал, что ты знаешь секрет праны. И ещё он сказал: «Давным-давно по нашим землям проходил иудей, проповедующий Распятого, и воскресил сына жреца». Я… Я прошу… Я прошу, умоляю, верни моего сына к жизни!

— Что ты говоришь, мать Аруна? — прошептал я с робкой улыбкой удивления. — Фома — апостол! Его персты касались Тела воскресшего Господа! А кто я?

— Если мы, обыкновенные люди, едим мёртвое и делаем его живым, то неужели ты, знающий секрет праны, не попытаешься вернуть матери сына?

— Отойди от меня, мать Аруна! Оставь меня в покое, тишине и радости!

«Ты знаешь секрет праны, — услышал я внутри себя голос махатмы. — Ты — христианин. Страдания мира — это так важно, что Господь твой стал однажды человеком. Неужели тебя не трогают страдания матери?»

— Ятри, я не верю, что ты убил моего сына, — с горечью в голосе произнесла Букалявалика и опустилась передо мной на колени. — И если ты именем своего Бога сможешь вернуть моего сына к жизни…

Рыдания вырвались из гортани несчастной матери. И вдруг раздался звук — точно заяц дробью застучал лапой по сухому дереву. С уступа, на котором я сидел, видно было, как неподалёку от деревни двое мужчин срезали бамбуковые палки для погребальных носилок. К реке, к месту, где сжигали умерших, подъехала повозка, запряжённая буйволами. Стали сгружать дрова и священные коровьи кизяки.

«Ты снимешь с себя подозрение, — снова услышал я внутри себя голос махатмы, — и клеймо со своего имени, потому что сможешь спросить у ожившего, кто убил его, как это сделал апостол Фома».

Прямо у моих глаз порхали две сиреневые бабочки.

— Надежда есть, — неуверенно сказал я.

«Тот, кто убил Аруна, не хочет его воскресения, — услышал я голос махатмы, — и будет препятствовать тебе! Не помогай ему и не делай препятствия из себя самого».

— У тебя любящее сердце, ятри! Никто не может дать без любви, — сказала Букалявалика, — поэтому ты сможешь.

Когда мы подошли к дому брахмана, тело Аруна, завёрнутое в белую материю, уже покоилось на бамбуковых носилках. Поверх белой материи лежали свежие цветы. Я чувствовал на себе недружелюбные взгляды.

Брахман вышел из дома с глиняным горшком в руках. Горшок он держал через материю. Должно быть, там были горящие угли. Брахман дал знак, и мужчины подняли носилки с телом Аруна. Женщины запели. В их песне я смог разобрать только имя Рамы. Моё упование на собственные силы было весьма хрупким, и всё же я крикнул:

— Остановитесь! Я могу воскресить Аруна! И Арун назовёт имя убийцы!

— Он убил моего сына! — вскрикнул брахман, показывая рукой на меня. Поднялось волнение в похоронной процессии. Выступил один из братьев Нидана и щёлкнул собачьей плёткой. Кто-то нещадным ударом оттолкнул меня. Я успел заметить растерянное лицо жены брахмана. Меня связали и бросили у дороги. Утомлённый борьбой, обессиленный, я лежал, связанный по рукам и ногам. Процессия с именем бога Рамы удалялась к реке.

«Чего ты ждёшь? — услышал я голос махатмы. — Ты уже вышел из мира. Твои путы весьма условны».