Змеиный поцелуй

Странное ощущение не покидало меня, пока я читал евангелие от Фомы. Оно казалось мне знакомым. И, уже перечитывая шёлковый свиток в другой раз, я вдруг вспомнил, как под стенами Джуннара, в освещённой лампами палатке, мой кунак и благодетель Махмет-хазиначи на моё сетование, что не встретил я в Ындии ни одного христианина, сказал мне: «Пусть тот, кто ищет, не перестаёт искать… А когда найдёт, будет потрясён…» И ещё сказал: «Как говорил ваш Иса в Инджиле». Я терялся в догадках. Всю ночь ёрзал, ворочался с боку на бок — не мог уснуть. Махмет-хазиначи, бесермен, говорил словами евангелия от Фомы! А когда я рассказал Махмету быличку, быличку о том, как лжехристианин Нахор, призванный проиграть язычникам религиозный спор, но по воле Божьей ставший защищать Распятого и одолевший жрецов — бутопоклонников, Махмет сказал: «Злые силы служат святым…» И снова сослался на Ису и Инджил. Я ещё сокрушался, что бесермен лучше меня знает Евангелие. Но в каноническом Четвероевангелии этих слов нет! Про то, что злые силы могут служить святым, я прочитал сегодня в обретённом свитке! Оно, понятно, духу Четвероевангелия не противоречит, но… Сердце лихорадочно колотилось, дыхание перехватило… и махатма при нашей первой встрече, рассказывая мне о книгах добиблейской поры, между прочим уронил слова, что фарисеи-де и книжники от всех религий прикарманили ключи знания и не позволили войти ни себе, ни другим. Эта фраза, несколько видоизменённая, тоже принадлежала евангелию от Фомы. Я даже не знал, что и подумать. Я только вспоминал. «Когда ночь, и слепые, и зрячие — все ходят во тьме. Но вот настаёт утро, тогда зрячий видит свет, а зрячих мало». И эта фраза из евангелия от Фомы. И ещё махатма сказал, что я — зрячий. Но ещё ночь, и я не знаю, что я — зрячий. А вот когда все религии соединятся в одну, наступит утро, и такие, как я… И паки махатма говорил: «Ты должен стать местом, на котором стоишь». И паки: «Я попытаюсь объяснить тебе то, что невозможно объяснить ни человеку, ни ангелу…» И эту фразу я прочитал только что!!! Я стал вспоминать разговоры с другими людьми во время своего путешествия по Ындии, и мне начинало блазниться, что все они знали евангелие от Фомы и вставляли в свою речь фразы из него. Доразмышлялся я до того, что и молочница Анасуйя говорила словами Фомина евангелия. Разве Анасуйя в ту ночь, когда впервые принесла мне в заброшенный колодец воды и риса, разве она, ложно обвиняя катакомбных христиан в моём заточении, не сказала мне: «Много раз ты желал слышать эти слова, которые я тебе говорю, но у тебя нет никого, от кого бы ты услышал их». Разве эти слова я не читал только что? А мать Аруна? Разве она не сказала мне, когда призывала воскресить её сына: «Если мы, обыкновенные люди, едим мёртвое и делаем его живым…» И так со всем Фоминым евангелием. Пожалуй, только одно зачало я никогда ни от кого не слышал.

«…Иисус отвёл Фому в сторону и что-то долго говорил ему. Но никто из учеников не слышал, что Он говорил Фоме. И когда Фома подошёл к своим товарищам, они спрашивали его: «Фомо, что сказал тебе Иисус?» И Фома сказал: «Если я скажу то, что сказал мне Иисус, вы возьмёте камни и бросите их в меня. А из камней выйдет огонь и сожжёт вас».

Лёжа в келье на охапке сена, я думал над этими словами. Снаружи неприятно дул ветер, точно на палубе тавы[29]. Мне казалось, я знаю, о чём не сказал Иисус ученикам своим и о чём сказал святому апостолу Фоме. Среди многого другого, чего не могут вместить книги всего мира, Иисус мог рассказать Фоме, как обучался в Ындии концентрировать прану. «А если это так, — погибельно размышлял я, — тогда получается, что Он — не вочеловечившийся Бог, а пусть необычный, но человек, пророк, как Магомет, Будда, Заратустра, может быть, даже выше пророка, может быть, даже Ангел. И никто из учеников, кроме Фомы, не должен был знать этого, ибо… апостолы таким путём должны были привести языческие народы к Единому Богу. Но почему тогда…»

— Я рад, что ты дошёл до этого самостоятельно, — прерывая мои тяжёлые размышления, прозвучал совсем рядом знакомый голос.

Я открыл глаза. Вход загораживала высокая фигура, загораживала светлым силуэтом. Это был махатма.