Змеиный поцелуй

Его слова прозвучали как приказ, и я почти без усилий сбросил с себя верёвки и побежал к реке. Чтобы сократить путь, бежал лесом. Мчался как загнанный, проламывался через заросли, точно боевой слон. Когда подбежал к готу[27], тело Аруна уже лежало ногами на юг. Уже запалили костёр, и от ароматических палочек уже поднимались благовония. Брахман читал мантры, читал спокойно, как читает человек, пресытившийся горечью. Я бросился на костёр к телу бездыханного юноши. Никто не ожидал моего появления. Даже брахман перестал читать мантры. Огонь обжигал мне ноги, но я, возведя очи и руки горе, воззвал к Богу и просил воскресить Аруна. И Арун резко сел на носилках. Его лицо, покрашенное жёлтыми и красными порошками, испугало меня. Я в ужасе отпрянул. Погребальные пелены сковывали Аруна. Он попытался что-то выкрикнуть. Мать бросилась к сыну. Он умолял, чтобы его развязали. Кто-то запел. А меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Брахман окаменело стоял рядом со мной, и только острый кадык ходил по вые, выдавая волнение.

— Велик твой Бог, ятри! — выкрикнул женский голос.

Брахман бросился к носилкам и стал распутывать погребальные узы своего сына. Братья Нидана робко приблизились к ожившему. Осторожно сняли носилки с кострища и поставили у самой реки. Она приветствовала воскресшего Аруна яркой лунной дорожкой. В ночи поднялся шум, и среди этого шума голосов радостно выделялся голос молочницы Анасуйи. Гул одобрения шёл со всех сторон. Вокруг меня щедро расточали хвалы. Арун, иссохший плотью, сидел возле грузной, радостно плачущей матери и рассказывал о том, что произошло с ним в тот день, когда он, съедаемый ревностью, подбежал к моей хижине. Мать смывала погребальные краски с лица сына. Люди слушали с удивлённо распахнутыми глазами, ловили каждый звук из бледных уст Аруна. Но рассказ ожившего не прояснил, кто убийца.

— Когда ты подбежал к костру, ятри, — сказала мне жена брахмана, — я сразу поверила, что ты воскресишь моего сына. Твои руки, обращённые к небу, светились, будто огненные свечи.

Она не могла сдержать своей радости. И брахман, зябко пожимая мосластыми плечами, благодарил меня. Люди пустились в пляс от охватившей их радости. Танцевали с факелами, танцевали до утра, пока плясуны не утомились от танцев. Смех разливался по ветру. А сам ветер играл в надломленных и срезанных тростниках что-то весёлое, лёгкое, утробное. Я ожидал, что многие, увидев чудо, примут Святое Крещение, но этого не случилось, как случилось много лет назад, когда сына брахмана воскресил апостол Фома.

Меня уговаривали остаться в деревне, но мне надо было найти кельи пленённых монахов, которых я видел глазами ястреба. Когда рано утром я покидал гот, дети гурьбой провожали меня. Плакальщицы у реки чистили зубы расщеплёнными веточками. В воде плавал обронённый кем-то кувшин.

Паромщик, переправляя меня на другой берег, сказал непонятно:

— И пьяный, исповедующийся ослу, изречёт истину.

— Пьяный, исповедующийся ослу, изречёт истину? — переспросил я. — Как это?

Но паромщик ничего не ответил.

36

— Да-а, дела-а! — протянул Нидан, выслушав рассказ брата о воскресении Аруна, и направил своего крепко сбитого коня к дому брахмана.

— Как чувствует себя Арун? — спросил Нидан у матери воскрешённого.

— Он спит, — шёпотом ответила счастливая Букалявалика.

— А где пурохит[28]?

Брахманша указала в сторону реки.

Брахман сидел на берегу, прислонившись к стволу дерева. На приветствие Нидана Дгрувасиддги скупо и виновато улыбнулся. Нидан присел рядом. Холм плавно спускался к реке.

— Да-а, дела-а! — протянул Нидан, выслушав рассказ о воскресении Аруна от самого брахмана.

На другом берегу тоскливо покрикивали обезьяны.

— Я не знаю, что и думать, — грустно сказал брахман. — Как отец я рад, что сын мой жив, но как брахман я в недоумении. Почему Арун воскрешён именем Распятого? И как брахман я должен… Аруна надо отправить в город мёртвых.

Нидан вздрогнул. Он только сейчас заметил, что вода в реке покраснела. И урчала громче обычного. Явление, привычное для этого времени года, но Нидан и в кровавом окрасе воды, и в её рокоте уловил намёки богов на предстоящие, не ясные ему перемены. Нидан рассказал брахману о том, как стал свидетелем разговора царевича и его пестуна, об оглашении царевича каким-то Дионисием-христианином. И о том, как раджа повелел пленить христианских отшельников, и, конечно, не забыл упомянуть о словах раджи, что облако его милости ещё не остановилось над ним, судьёй Ниданом.

Вода плескалась у берега, точно пыталась что-то сказать.

Следующим утром о том, что произошло во дворце раджи, Нидан рассказал молочнице Анасуйе, а то, что знает молочница Анасуйя, знает вся деревня.

37