Меж тем, король взял меня под локоток и повел в сторону от лагеря. «Как на казнь ведёт. Насупился, глаза бешеные, и меч на поясе так мерзко позвякивает», — продолжала я себя накручивать. Ещё раз бросив взгляд на плохо скрывающего злость Теодена и сложив два и два, я вздрогнула, по позвоночнику будто ток пустили, а ноги превратились в сахарную вату. Хорошо хоть король этого не заметил, продолжая тащить меня вперёд, подальше от чужих глаз и ушей.
«Мама, я не хочу умирать!»
Хотя мама тут точно не виновата. Когда-нибудь этот разговор должен был состояться. Наивно полагать, что подобная беспечность так просто сошла бы мне с рук. Родной дядя понял, что его племянница не его вовсе, а наглая самозванка и обманщица.
В лучшем случае — обезглавит, в худшем… Бежать тут некуда, отнекиваться и сопротивляться — глупо.
«Ну что, наигралась в принцессы, идиотка?» — ругала я себя на чём свет стоит.
А Теоден всё молчал, будто собираясь с мыслями, а может, просто хотел помучить, расшатывая мои и так не крепкие нервы.
— Я не виновата! Это вышло случайно.
Лучше уж сразу во всём покаяться, если разоблачение неизбежно.
— Эовин, — тяжело вздохнул король, — я бы никогда не стал осуждать тебя. Мы живём в страшное время. И все те испытания, что выпали на долю нашей семьи… — он по-отечески взял мои руки в свои. — Я всегда любил тебя, как собственную дочь. Хотя отец из меня вышел никудышный…
При воспоминании о сыне Теоден сразу как-то осунулся, губы стянулись в тонкую полоску, а между бровей пролегла глубокая складка. Передо мной стоял не грозный король, не сильный правитель, а просто усталый мужчина, потерявший своего ребёнка, но не имеющий права даже на личный маленький траур из-за непомерного груза ответственности, лежащего на его плечах. Он явно не правосудие вершить меня сюда привёл. Но тогда что, собственно, происходит?
— Теодред всегда восхищался тобой, лучшего отца ни ему, ни себе я бы не могла и пожелать, — аккуратно, подбирая каждое слово, сказала я.
— Тогда почему ты не сказала мне сразу? Почему я должен узнавать подобные вещи, подслушивая сплетни слуг, подобно базарной торговке?
А вот теперь он, кажется, снова разозлился. Эти его перепады настроения только всё запутывают.
— Сплетни? — переспросила я, хлопая глазами и кося под блондинку-блондинку.
— Хватит юлить, Эовин! — перешёл на крик Теоден. — Весь дворец знает, что ты и Арагорн… А теперь ты говоришь, что это вышло случайно! Эовин, я не посмотрю ни на его заслуги, ни на древность рода, если он посмел обидеть тебя. Я самолично его так плетью отхожу, что…
— Ты… Нет! Ты всё не так понял, — слабо пискнула я, перебив пламенную речь короля. Ещё не хватало, что бы на его вопли весь лагерь прибежал, — У нас всё по любви. Вз-взаимной. Вот.
«Простите, это я сейчас вслух? Про любовь к этому… Нет! Когда же я научусь, наконец, думать перед тем, как нести подобную ахинею?»
Меж тем Теоден дошёл до последней точки кипения, правая рука короля сама собой потянулась к мечу, а благородное лицо пошло красными пятнами. И, кажется, медлил он только потому, что не знал, кого убить первым — меня или Арагорна.
«Говорил, что осуждать не будет, а сам истерит», — подалась я панике.
Интуиция подсказывала, что Теоден совсем не поверил слухам и ждал опровержения. А тут я со своим заявлением про взаимную любовь — теперь точно убьёт.
— Не сердись! Я бы обязательно рассказала, когда вся эта суматоха улеглась, — начала вдохновенно врать я, — а сейчас не время и не место. У тебя и без моих влюблённостей забот по горло. Орки там, волшебники. Ничего уж такого, чего бы ты точно не одобрил, мы не делали. Правда-правда! Вот вы всех на войне победите. И только тогда, заручившись родительским благословением, само собой, взявшись за руки, под марш Мендельсона, и чтобы рисом кидались… А потом детки, ипотека, пушистые тапочки, счастливая старость и умерли в один день, под грустную песню. Дядя, тебе плохо?
Пока я пылко, на одном дыхании, выдавала эту тираду, Теоден как-то резко позеленел и начал судорожно хватать ртом воздух.
Не знаю, зачем тогда бросилась к нему на шею, причитая «Прости, прости меня. Я больше так не буду!», но дядю начало потихоньку отпускать. Слишком сильный стресс для его возраста, возможно, мне стоило тщательнее выбирать выражения для «оправдательной речи», но от страха все адекватные мысли просто вылетели из головы.
— Ты сказала, что любишь его? — тупо переспросил Теоден.
— Люблю.
«Честно говоря, терпеть не могу», — внутренне скривилась я.
— Быть по сему. Я дам согласие на ваш союз, но…
— Но не сейчас?
— Верно. Сейчас действительно не время. И…
— И не подашь вида, что знаешь. Всё должно оставаться в тайне, пока. Ну, пожалуйста.
Теоден скрипнул зубами, он вообще секретики там всякие терпеть не мог, насколько я его узнала. Не представляю, что творилось в тот момент в его голове, но, чуть помедлив, он наконец-то кивнул, в знак согласия.
— Но и ты пообещай мне, что вы не будете больше проводить время наедине, без свидетелей, — потребовал король.
— Это когда такое было? — возмущённо всплеснула руками я.