Знай мое имя. Правдивая история

Многие письма начинались с того, что человек плакал. Людей переполняли гнев, отчаяние, но потом они благодарили меня, утверждая, что это должен прочитать каждый. Подобную реакцию было бы сложно как-то классифицировать, но к концу чтения, похоже, всем становилось несколько легче. Такой общественный резонанс застал меня врасплох, и мне было неловко, что мой текст заставлял людей плакать.

Количество просмотров росло. Через несколько часов, когда цифра достигла восьмисот тысяч, я позвонила отцу и попросила его прочитать это. Он переспросил: «Buzz… что? Где мне искать? Можешь скинуть ссылку?» Лукас катался на велосипеде в лесу, и когда прислал мне свою фотографию в шлеме, я ответила: «Сейчас такое происходит». Тиффани готовилась к выпускным экзаменам. Я не хотела ее отвлекать: «Продолжай учиться, не заглядывай в интернет!»

Когда цифра достигла миллиона, я написала матери, которая была в магазине: «Моя история популярна». Она ответила: «Мама купила тебе четыре разных вида мороженого», — и поставила три эмодзи с салютом. Не думаю, что тогда кто-то из нас понимал, что все это означает. Письма продолжали приходить. Я опасалась читать комментарии к статье, ожидая, что там тоже всё сведут к примитивной схеме, как это сделал судья, но, когда заглянула туда, нашла множество теплых слов.

Она посмотрела прямо на солнце и рассказала нам, каково это.

Ты что-то значишь для этого мира. НЕ МОЛЧИ.

Ты суперзвезда.

Последнее написал детектив Ким. А вот что пришло от Тиффани:

Все, что нужно было, чтобы разбить жестокие обвинительные комментарии, — это твой голос.

Отец, когда пришел домой, распечатал некоторые комментарии. Ему нравилось подчеркивать в них отдельные слова и фразы и перечитывать их. Меня тоже завораживали слова, которые находили люди: красноречиво, пронзительно, мучительно, глубинно, отважно, убедительно, героически. Да, Эмили была героиней. Храброй и здравомыслящей, дерзкой и бескомпромиссной, олицетворяющей правду и силу. Тогда еще я не видела себя в ней.

Если прочитала бы это год назад, думаю, что чувствовала бы себя сейчас не такой виноватой, не такой глупой, более сильной, более достойной, да просто чувствовала бы себя человеком.

Пятница близилась к вечеру, а я все сидела перед экраном своего компьютера. Отец заглянул пожелать спокойной ночи: «Может быть, скоро из Белого дома позвонят». В субботу утром количество просмотров продолжало расти. Дом наполнялся теплом и поддержкой. От Кэти приходили сотни писем. Мать принесла рисовый отвар и попросила не сидеть так близко к экрану: «Глаза испортишь». Но у меня уже возникла зависимость от непрекращающегося потока писем и комментариев — я хотела успеть, пока длится этот момент, впитать их в себя. Последние полтора года новости о моем деле всегда уступали место чему-то более важному, поэтому я так и рассчитывала: все закончится к вечеру воскресенья. Начнется следующая неделя, и у мира появятся новые проблемы. Перед сном я зафиксировала:

Воскресенье, 5 июня, 23:00 — 4 432 947.

Вскоре мое заявление опубликовали в The Guardian, в The Washington Post, в Los Angeles Times, в The New York Times. Оно завоевало Twitter, и столбики красных прямоугольников заполняли мою ленту. Мишель сказала, что Эшли Бэнфилд[62] собирается прочитать мое заявление на Си-эн-эн. Первым порывом было попросить Мишель, чтобы она передала Бэнфилд не читать все полностью, но та не упустила ни строчки. Мое заявление вырвалось в большой мир и теперь само прокладывало себе путь. Я продолжила фиксировать дату, время и число обращений, словно ставила красные флажки наступления на карте боевых действий:

Понедельник, 6 июня, 20:50 — 6 845 577.

Вторник, 7 июня, 20:40–10 163 254.

Среда, 8 июня, 17:04–12 253 134.

Четверг, 9 июня, 23:30–14 523 874.

Пятница, 10 июня, 00:40–15 250 000.