Знай мое имя. Правдивая история

Моим близким пришлось увидеть фотографии, как я лежу на больничной кровати, а моя голова вся усыпана сосновыми иголками; как я лежу в грязи в задранном платье, с закрытыми глазами, спутанными волосами, с согнутыми ногами и руками. И после этого они еще вынуждены были выслушивать, как твой адвокат заявлял, что фотографии были сделаны после инцидента, и поэтому от них можно просто отмахнуться. Заявлял, что хоть медсестра и подтвердила, что «ее половые органы» были травмированы, что во влагалище обнаружены ссадины и покраснение, но ведь именно так и бывает после проникновения пальцами — а в этом Брок сам признался. Мои близкие вынуждены были слушать, как твой адвокат пытался представить меня одной из тех разгулявшихся девушек, вечно ищущих приключений. Вынуждены были слушать, как он расписывал мой пьяный голос, звучавший по телефону, как он говорил, что это моя обычная бестолковая манера разговора, потому что я недалекий человек. Они слушали его рассказ, как я в голосовом сообщении обещала вознаградить своего парня… и как он намекал, что, мол, все мы, конечно, понимаем, что имелось в виду. Могу уверить тебя, моя программа вознаграждений не распространяется на посторонних, и особенно на незнакомцев, подкатывающих ко мне.

Во время суда он нанес мне и моей семье невосполнимый ущерб. Мы молча выслушивали, как он выворачивает наизнанку тот вечер. Но в конце концов ни его неподтвержденные показания, ни извращенная логика его адвоката никого не обманули. Правда победила, правда говорила сама за себя.

Ты виновен. Двенадцать присяжных сочли тебя виновным в совершении трех тяжких преступлений, без каких-либо сомнений. Это двенадцать голосов. Двенадцать пар глаз подтвердили твою вину. Стопроцентное единогласное голосование. Я думала, все наконец закончилось, наконец он ответит за то, что сделал, принесет искренние извинения, мы оба вернемся к своим жизням, и все наладится. А потом я прочитала твое заявление.

Если ты надеялся, что меня разорвет от гнева и я умру, то ты почти достиг цели. Подошел очень близко. Это не очередная история о пьяной интрижке не умеющей принимать решения студентки еще одного университетского колледжа. Изнасилование — это не случайность. Почему-то ты до сих пор этого не понял. По какой-то причине ты совсем запутался. Позвольте мне прочитать отдельные выдержки из заявления обвиняемого и ответить на них.

Будучи пьяным, я был не в состоянии здраво мыслить, она тоже не могла.

Алкоголь не оправдание. Может ли он быть причиной? Да. Но не алкоголь раздел меня, не алкоголь проник в меня пальцами, не алкоголь протащил меня головой по земле почти голую. Много выпил, по неопытности опьянел — это можно понять и это не преступление. Каждый здесь в зале хоть раз в жизни сожалел о том, что выпил лишнего, или знаком с кем-то, кто сожалел об этом. Но сожалеть о выпитом не то же самое, что сожалеть об изнасиловании. В конце концов мы оба были пьяны, но разница между нами в том, что я не стянула с тебя штаны и трусы, не лапала тебя в неподобающих местах, а потом не убегала с места происшествия. Вот в чем отличие.

Если я хотел бы узнать ее поближе, я взял бы у нее номер телефона, а не приглашал бы пойти со мной в общежитие.

Я зла на тебя не потому, что ты не попросил мой номер. Даже если мы были бы знакомы, я не хотела бы оказаться в подобной ситуации. Мой парень знает меня, но если он попросил бы моего позволения улечься с ним за мусорными баками, чтобы он ввел в меня пальцы, то получил бы по физиономии. Ни одна девушка не захочет оказаться на моем месте. Ни одна. И неважно, есть у тебя ее номер телефона или нет.

Я тупо думал, что нормально делать то, что все вокруг делают, то есть выпивать, но я ошибся.

И снова скажу: нет ничего страшного в том, чтобы выпивать, но ведь все, кто находился рядом с тобой, не насиловали меня. Ненормально было делать то, что никто другой не делал, то есть прижиматься своим возбужденным членом к моему обнаженному беззащитному телу, скрытому темнотой, лежащему в таком месте, где посетители вечеринки не увидели бы меня и не смогли бы вступиться за меня, где даже моя родная сестра не могла меня найти. Потягивать виски не преступление. Срывать с меня одежду, как обертку с конфеты, чтобы засунуть в меня свои пальцы, — вот это ошибка. Почему до сих пор приходится объяснять подобные вещи?

Я совершенно не хотел, чтобы ее мучили во время суда. Это все мой адвокат, это его метод ведения дела.

Твой адвокат не козел отпущения, он твой представитель. Говорил ли твой адвокат какие-то циничные, оскорбительные, невероятно бесящие, унизительные вещи? Безусловно. Он заявил, что у тебя была эрекция, потому что было холодно.