Комендант Энтони всегда наполнял какао-машину, потому что знал: каждый вечер я выпивала по две кружки. Работавшая в супермаркете Sue’s кореянка, с круглой шишечкой волос на голове и в круглых очках, улыбалась, когда видела меня: «Привет, Шанель. Все хорошо? Что-то тебя не видно было несколько дней». Три вахтерши, Алисия, Хадижа и Йода, круглые сутки дежурившие в парадном дома, где я жила у Лукаса. Когда в коридорах было тихо, я спускалась на лифте с коробкой кокосового мороженого, чтобы поболтать с ними пару часиков. Они вечно твердили Лукасу, чтобы пригласил меня куда-нибудь на ужин, ворчали на него, если видели, что я несу слишком много сумок. Они сохраняли спокойствие, когда их обвиняли в том, что какая-то фирма поздно доставила еду или что слишком долго оформлялись какие-то бумаги. Они оставались невозмутимыми, когда какой-нибудь пьяный жилец говорил одной из них, что она зря подстриглась — ей было намного лучше с длинными волосами. Они всегда отвечали вежливо, даже когда имели полное право злиться. Всегда держались гордо, расправив плечи — я взяла это на заметку и потом использовала в суде. И конечно, ребята из комедийного клуба, которые всегда доставляли меня домой в целости и сохранности. Это были те теплицы, где я снова могла расти. Все эти люди называли меня просто Шанель. Я была не «жертва Тёрнера», не «девушка Лукаса». Просто «Шанель».
В день выступления я так нервничала, что не могла есть, так глубоко ушла в себя, что не могла ни с кем говорить. Я рассказала работникам в супермаркете Sue’s и всем служащим нашего дома, что выступаю в комедийном клубе «Гелиум», — они пожелали мне удачи и попросили записать для них видео. Предстояло два выступления: в пять и десять вечера. Все билеты распроданы — аншлаг. Выбирая одежду, я подумала о свитере, в котором была на судебном слушании. Надела его с джинсами. Сколько времени я посвятила тому, чтобы избавиться от Эмили, похоронить ее. А теперь хотела доказать себе: та, что криком кричала в суде, может веселить зрителей со сцены. Обе девушки сосуществовали во мне.
Вдесятером мы собрались в тесной комнате и вели себя словно пациенты в палате психбольницы: кто-то бормотал себе под нос; кто-то говорил со стенами; кто-то забился в угол и самозабвенно что-то шептал. Мы слышали, как люди рассаживались, зал наполнялся гулом. И вот наконец время пришло. Винс, который был ведущим, скрылся за дверью — назад дороги не было.
Каждый раз, когда кто-то из нас выходил на сцену и дверь за ним закрывалась, мы вслушивались в ожидании, точно зная, в каком именно месте до нас дойдет сквозь стены приглушенный смех. Выступающий возвращался, с облегчением улыбаясь, а мы приветствовали его, давая пять.
Я слышала, что каждого, кто выходил на сцену, друзья из зала встречали головокружительными криками и одобрительными возгласами. Но Лукас мог прийти только вечером, на второе выступление. Кто будет выкрикивать мое имя? У меня никого не было. Снова мной овладело то же чувство, что и перед судом: «Что это за девчонка, которую поставили выступать последней? Прямо нагнала тоску».
А потом я увидела лицо того парня, которого мы встретили на мосту. Он смотрел на меня в изумлении: «И ты тоже?» Увидела адвоката защиты, вскидывающего брови, вычеркивающего мои слова. Увидела репортеров, скучающих в зале суда. Увидела свет, просачивающийся через прорехи в стареньких одеялах, вспомнила часы, проведенные под ними, дни, наполненные таким одиночеством, что, казалось, я полностью растворюсь. Я вспомнила пронизывающую боль в груди.
Затем я увидела себя в душе, увидела свои слова, приклеенные скотчем к стеклу. Вспомнила, как заучивала их, как произносила вслух. Как сильно я хотела оказаться здесь. Я услышала последние слова перед своим выходом. Аплодисменты. Ведущий произнес мое имя, и я вышла на сцену.
Темнота, ослепляющий свет софитов, негромкие аплодисменты, сходившие на нет, перерастающие в тишину. Я посмотрела в зал — кромешная тьма. В тишине мысли успокоились. Я снова была одна перед микрофоном, но на этот раз меня слушали без возражений. Начав, я почувствовала, как мой голос ведет сотни людей именно туда, куда я хотела их привести, и все разом они взрывались от смеха. В голове на миг образовалась пустота. Я старалась оставаться невозмутимой, хотя внутри улыбалась, как ребенок. Нужно было подождать, пока шум уляжется, да я никуда и не торопилась. Стоя там, я чувствовала себя прекрасно. Ощущение было такое, словно я держала в руках всех зрителей, я могла крутить их, подкидывать или уронить. Следующие десять минут вы все будете слушать меня, и мы отлично проведем время.
Когда программа закончилась, артисты растворились в толпе, спеша принять поздравления от друзей. Я на секунду замешкалась в гримерке, выпила воды. «Просто иди туда», — сказала я себе и полная сомнений вышла за дверь.