Отбор присяжных продолжался. Вестей от Алале не было. Я по-прежнему отказывалась прикасаться к расшифровкам своих показаний без Лукаса и Тиффани. Я подстриглась — просто подрезала волосы. Съездила на автомойку, где бесплатно можно было поесть попкорн, выпить лимонад и помедитировать, наблюдая, как твоя машина проезжает через мыльных монстров с головами-щетками. Искала работу, составила даже три предложения для будущего рекомендательного письма. Съездила на велосипеде за буррито, выпила просроченную колу из банки, посидела в шлеме на скамейке в парке. Сфотографировала и запостила свой буррито. Получила тридцать два лайка. Я просто валяла дурака, пытаясь обхитрить всех. Люди думали, что мне хорошо, тогда как на самом деле я готовилась встретиться лицом к лицу со своим насильником. Отвратительно, когда приходится скрывать подобные истории. Хотя притворяться было просто, показывая лишь верхушку айсберга.
За ужином отец сказал: «Я так горжусь тобой, дорогая, на самом деле горжусь». Когда он говорил что-то подобное, я никогда не отвечала, даже не воспринимала всерьез. Меня почти раздражали его какие-то необязательные высказывания. Гордишься чем, прости? Между его гордостью и моей реальностью лежала пропасть, которая выводила меня из себя. Разве он не видел, что я не вылезаю из пижамы и тупо слоняюсь по дому? На меня напали — за это не раздают наград. Что за честь быть брошенной полуголой в кустах? Я улыбалась в ответ, но ничего не говорила.
Последний день отбора присяжных. Вечером должен прилететь Лукас. Я приехала в аэропорт пораньше — лучше послоняюсь там без дела. Он подбежал к моей машине — костюм перекинут через плечо — и принялся крутить кулаком в воздухе, показывая, чтобы я опустила стекло. Лукас подошел со стороны водителя поцеловать меня, и инспекторша в ярко-желтом жилете тут же прогавкала, чтобы мы не задерживались.
— Ох, леди, ну подарите же мне хоть этот единственный миг!
Обычно с Лукасом я моментально расслаблялась. Влезая в его большую одежду, я чувствовала себя в безопасности, как рак-отшельник, который забрался в новый дом. Но тогда я знала, что он здесь только на четыре дня и потом снова вернется к учебе. На этот раз я не могла позволить себе раствориться в нем. Алале сказала, что когда впервые увидела Лукаса, то вздохнула с облегчением. Интересно, что она имела в виду? Мне казалось, мой парень заставит Брока выглядеть хуже, чем тот есть на самом деле, — он как бы понизит броковский статус. Я рисовала себе разные сценки, в которых кадры наскакивали друг на друга.
Вот распахиваются двери зала суда, и своей легкой походкой в прекрасно сшитом костюме входит Лукас, приветствуя аплодирующую ему аудиторию. И вокруг шепоток: «Вот он!», «В свои двадцать три — уже бизнесмен…», «В свободное время увлекается столярными работами, подводным плаванием, регби…», «Они вдвоем ездили в Индонезию и вместе жили в многоэтажке в Пенсильвании…», «Он рассчитывает, что между ними завяжутся серьезные отношения… такая очаровательная любовная связь…»
Прожектор резко поворачивается, и луч света выхватывает Брока. И снова тихие голоса: «Ему только исполнилось двадцать…», «Он уже мечтает участвовать в Олимпиаде!», «Никогда она с ним не встречалась…», «Он плавает как рыба…», «Он предпочитает виски “Файербол”…», «Он рассчитывает заняться с ней любовью на свежем воздухе, на ложе из сосновых игл…»
Появляюсь я — в цветастом платье, с широкой улыбкой. Шепоток продолжается: «Она такая независимая, эмоциональная, простая, но не настолько, чтобы просто так сдаться!», «Или нет?», «Давайте выясним!»
Звучат тромбоны, свет, огни света рассыпаются брызгами. Голос за кадром: «А теперь наш ведущий — достопочтенный судья!»