В мыслях я постоянно возвращалась туда. Много раз пыталась представить тот момент, когда он повалил меня на землю, и каждый раз понимала, что мои глаза бы широко распахнулись. Я бы заорала. Мое тело дергалось бы под ним, извивалось, отталкивая его. Я заползла бы на него. Поднялась бы над ним. Завела руки за спину и обрушилась на него. Мои колени впились бы ему в пах, как стенобитное орудие, вызывая крик и стон. Жалобный стон. Я представляла, как наклоняюсь над ним, большим и указательным пальцами открывая ему веки, грязь брызжет в розовые влажные щелки с голубыми зрачками. Как заставляю его смотреть на меня и говорить, что ему это нравится. Думал, я мягкотелая, думал, это будет легко? Я ударяю ладонью по его лицу, из носа у него течет кровь, прямо мне на запястья. Я встаю, пинаю его последний раз между ног и ухожу.
Представитель окружного прокурор
а. Вы хотели целовать подзащитного?Я подняла взгляд на Брока — он тоже смотрел на меня. Я отвернулась. Все жертвы в конце концов просыпаются. Может, ты думал, я никогда не смогу снова пройти через все это. Может, думал, что мне память отшибло, но
Представитель окружного прокурор
а. Вас он заинтересовал?Мне хотелось забраться на кафедру и огромной кистью написать «НЕТ» во всю стену размашистыми красными мазками, и чтобы каждая буква не меньше шести метров в высоту. Мне хотелось растянуть баннер на ярких воздушных шарах во весь потолок. Хотелось, чтобы все задрали футболки, обнажая буквы «Н», «Е» и «Т» на волосатых животах. Хотелось сказать: «Спросите меня еще раз». Спрашивайте меня миллион раз, и ответ всегда будет один и тот же: «Нет» — это начало и конец истории. Может, я и не знаю, в скольких метрах от здания я п
Шанель.
Нет.Представитель окружного прокурор
а. У меня все.Судья.
Хорошо. Объявляется перерыв.Волна адреналина спала, я почувствовала дикую усталость. Пришло время перекрестного допроса, но мне не хотелось говорить. Мне нужен был свежий воздух, поэтому я вышла на улицу и присела под деревом. Майерс сказала, что уже четыре часа и время истекло. О чудо. Мне можно было уйти, все продолжится в понедельник. Я собрала гору салфеток, скопившуюся на месте свидетеля, вылетела из двери, вернула мяч в желудях своему адвокату, обняла ее: «Хороших выходных, увидимся в понедельник».
На парковке были только я и молодой помощник шерифа. Меня все еще слегка трясло. Где Лукас и Тиффани? Было облачно, небо затянуло серым. Я даже не пыталась завязать разговор, ощущая утомление и слабость — слишком уставшая для проявлений вежливости. Зазвонил телефон: «Мы ждем тебя за судом, в пиццерии». Я попрощалась с помощником шерифа. Он настоял на том, чтобы проводить меня, и быстро зашагал, чтобы не отстать.
— Как вы? — спросил он.
— Нервничаю из-за понедельника и адвоката защиты, — ответила я.
— Не думай о нем. Он мудак.
Такая честность удивила меня. Я привыкла уже к формальностям. И когда он услышал мой смех, тоже улыбнулся.
— Ты сделаешь его. Все будет хорошо, — сказал он.
Я вошла в кафе, увидела Лукаса и Тиффани, увидела горячую пиццу на столике между ними, словно сообщающую радостно: «Ты жива!» Я положила голову на стол, щеками касаясь прохладного дерева. Они оба обняли меня. Какое облегчение. Сестра гладила меня по спине, убирала пряди волос с лица. Я умирала от голода и принялась заглатывать один кусок за другим. Закрыла глаза, ощутила вкус плавленого сыра, хрустящих оливок, лука. Глоток холодной колы, поджаренный краешек пиццы. Лукас неожиданно достал упаковку мармеладных червячков, вытащил одного и стал изображать его танец, а потом чмокнул меня червячком в щеку. Все было позади, мне хотелось спать. Ничего не спрашивая и не объясняя, они создали для меня теплое гнездышко, в котором я могла спрятаться. Страх отступал, мир снова становился приятным местом.