Больше я не была нужна. На этом этапе я должна была возвращаться домой. Но мне не хотелось уезжать. Я прошла по коридору, ведущему к залу суда, слегка опасаясь, что кто-то может заметить меня и обвинить в том, что я подслушиваю. Я заглянула в узкое окошко в двери.
Когда мне было десять лет, а моей сестре восемь, мы ездили в Китай и ходили там в закрытый бассейн — большой, просторный, со стеклянными стенами, как в теплице, с водой, которая простиралась так далеко, что создавала собственную линию горизонта. Стекла запотевали от тепла, приобретая желтоватый оттенок. Утром выходного дня людей в бассейне было мало — лишь пожилая дама одиноко скользила по водной глади туда и обратно. Отец дал мне медный ключик от отдельной раздевалки в дальнем конце бассейна и тут же уснул в шезлонге прямо у входа.
Мы открыли раздевалку, пробежали босиком вдоль скамеек — все было полностью в нашем распоряжении. Дверь в дальнем углу вела в маленькую душевую. Едва она закрылась за нами, мы принялись выдавливать шампунь и намыливать волосы, превращая их в острые пики. Сестра захотела вернуться к бассейну, но не смогла открыть дверь. У нее не получилось, я подошла и стала трясти ручку, пока не поняла, что ее заклинило. Тиффани стояла там в блестящем купальнике с радугой, очки для плавания прилипли ко лбу, она уперла локотки в маленький животик, закрыла ладонями лицо и с надеждой смотрела на меня сквозь пальцы. Я сказала, что замок немного заело и нужно просто подождать папу. В тишине мы сели под душем. Я продолжала намыливать шампунем голову, но это было уже не так весело. Вскоре вода стала холодной. Я не знала, как будет «помогите» на китайском, поэтому сказала: «На счет три просто начинаем кричать изо всех сил, ладно?» Но не успела я добраться до трех, Тиффани уже орала, как никогда раньше. Но что меня действительно напугало, так это тишина, воцарившаяся после ее крика. Ни звука шагов, ни бряцания дверной ручки.
Когда моя сестра плачет, я всегда думаю. Я вскарабкалась на раковину, чтобы выглянуть наружу — только шоссе. Я представила, как мы, босые, бежим вдоль проезжающих фур. Затем я заметила вентиляционные люки под деревянной дверью. Голыми руками я толкнула первую планку, и она отскочила, словно сломанная доска. Я разобралась и со второй. И с третьей. Разбросанные куски валялись повсюду. Ладони болели. Я обернулась посмотреть, может ли сестренка помочь мне, но она стояла, закрыв глаза руками. Я немного отдохнула, а потом выкорчевала все шесть планок, пока от них не осталась только деревянная рамка с торчащими, словно зубы, гвоздями по обеим сторонам. Я загнула их, разворачивая наружу, втянула живот, протиснула руки и голову через образовавшуюся дыру. Кончики гвоздей царапали мне ребра. Я освободилась, но замок так и не поддавался. Я изогнула шею, чтобы посмотреть на Тиффани, и велела ей: «Оставайся здесь. Не успеешь и до ста досчитать, как я вернусь». Я побежала вдоль бассейна и растолкала отца. Едва он открыл глаза, я начала шмыгать и бубнить имя сестры.
Отец привел парня, который начал чинить замок, пока моя сестренка, одна, ждала нас внутри. Работник сказал, что иногда ручка заедает. Я была вне себя — он что, не видел, там моя сестра застряла! Как только дверь распахнулась и Тиффани выбежала к отцу, я увидела кучу переломанных досок на полу. Это я освободила нас. И я всегда смогу найти выход.
Теперь я стояла в выложенном плиткой коридоре в черном пальто и смотрела в узкое вертикальное окошко в двери зала суда. Я видела Тиффани, она сидела там, на другом конце, голова ее перед микрофоном казалась размером не больше горошины, губы двигались. Мне хотелось протянуть руку — как клешню в игровом автомате с игрушками — и аккуратно вытащить ее оттуда, посадить рядом и забыть обо всем этом. Глаза наполнялись слезами, когда я наблюдала за сестрой, прильнув к двери по другую сторону.
В пекарне, дожидаясь Тиффани, прячась от дождя и коротая время за абрикосовыми хоменташами[48]
, я встретила Афину. Около пяти вечера мы вернулись в суд — сестра должна была появиться с минуты на минуту. Какая-то журналистка одиноко стояла на улице. Прессе запрещено было говорить со мной, но она пристально следила за нами. То, как она изогнула руку с телефоном, напрягало меня — было похоже, что она фотографирует. Это нервировало. Мы вошли внутрь и прошли через охрану как раз в тот момент, когда двери лифта открылись и из них появился Брок. Он шел, засунув руки в карманы, а за ним тянулась вся его семья и адвокат. Я думала, они остановятся, отступят, боясь нарушить незримую границу, которую им запрещалось пересекать. Но они только бросили на меня мимолетный взгляд и пошли дальше. У меня даже не было времени отойти, я так и стояла там, спиной к ним, а они шли мимо, будто я была никем. Посмотрев на себя их глазами, я сжалась до микроскопического размера. Я была всего лишь еще одной жертвой, грязным пятном на их жизни. Вдруг откуда ни возьмись появилась мой адвокат и сказала, что Тиффани уже ждет нас в машине.