Знак

Исэй рванула внутрь и побежала по проходу, заглядывая в камеры. Акос двинулся следом, как во сне озираясь по сторонам. Но Исэй уже бежала обратно. Он понял, что она ему скажет еще до того, как она открыла рот.

Ему почудилось, что он с самого начала знал, чем все закончится. Еще с того момента, как увидел в пальцах матери пуговицу и сообразил, с какой легкостью Сифа манипулирует людьми, толкая их навстречу тому будущему, которое ей хотелось заполучить любой ценой.

– Ее нет! – выкрикнула Исэй.

Акос не отводил от нее взгляда. Исэй всегда держала себя в руках. Не дрогнула, узнав, что Ори похитили. Ни на секунду не потеряла самообладания. А сейчас она была на грани истерики.

– Ее нет, Ори здесь нет!

Акос медленно сглотнул. Воздух как будто превратился в густой сироп и с трудом проталкивался в глотку.

Камеры были пусты. Ори пропала.

35. Кайра

Двойные двери амфитеатра распахнулись. Пора. Я в последний раз оглянулась на Акоса. Красные пятнышки на ладонях, – вчера вечером он готовил отвар тихоцвета. Белая полоска шрама на щеке. Морщинка на переносице, из-за которой он всегда казался слишком взволнованным. Проскользнув между чьими-то спинами, пристроилась к взводу солдат, которых собирался награждать Ризек.

Когда меня заметили, мы уже были в туннеле, ведущем на арену. Я держала ток-нож наготове, поэтому даже не вздрогнула.

– Эй, ты! – гаркнул какой-то солдат. – Тебе сюда не…

Взяв его за локоть, я притянула парня к себе, ткнула острием в бедро – под нижним краем брони – и слегка нажала, чтобы он почувствовал укол.

– Дайте мне войти, – громко и четко произнесла я. – И тогда я его отпущу.

– Но это же она! – пробормотал другой солдат, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть мое лицо.

Я проигнорировала его замечание. Стараясь держать парня за броню, чтобы не коснуться кожи, подтолкнула его к выходу из туннеля. Никто не возразил. Их удерживала моя репутация и тени, клубившиеся у горла и запястий.

От яркого света я прищурилась. Рев толпы оглушал. Тяжелые двери с лязгом захлопнулись. На арене находились лишь я и мой заложник. Прочие солдаты сгрудились в туннеле. Над головой гудело силовое поле, от которого во рту сразу появился кислый привкус солефрутов. Каждый мой шаг поднимал облачко пыли.

Здесь я истекала кровью. А другие истекли кровью от моей руки.

Ризек стоял на широком помосте, находившемся посреди трибуны. Рядом с ним завис дрон-усилитель. Рот Ризека был распахнут, похоже, брат собирался что-то сказать, но утратил дар речи, увидев меня.

Оттолкнув заложника, я убрала ток-нож в ножны и сбросила капюшон. Надо отдать Ризеку должное, он быстро пришел в себя и усмехнулся.

– Нет, вы только полюбуйтесь! Кайра Ноавек собственной персоной. Соскучилась, что ли? Или это новая форма самоубийства для опальных шотетов?

Толпа с готовностью загоготала. На стадионе собрались самые верные последователи Ноавеков. Богатые, здоровые и упитанные шотеты. Они будут хохотать над любой его фразой, хоть отдаленно смахивающей на шутку.

Один из дронов, дистанционно управляемый кем-то с трибуны, подлетел ко мне, чтобы транслировать мой ответ. Дрон висел в воздухе, подрагивая вверх-вниз, точно чей-то кадык. Медлить нелья: Ризек вот-вот опомнится и арестует меня. Надо переходить к делу.

Я стянула перчатки, расстегнула душный плащ. Под ним была броня. Мои руки были обнажены, легкий макияж, нанесенный утром Текой, скрыл синяки, так что со стороны казалось, будто я за одну ночь совершенно выздоровела. Дермоамальгама на голове и шее поблескивала в лучах солнца. Она почти прижилась и теперь сильно зудела. Боли я не чувствовала. Это была заслуга не столько зелья Акоса, сколько адреналина, бурлившего в крови.

– Я вызываю тебя на поединок, Ризек!

Из толпы послышались неуверенные смешки. Клевреты не знали, что от них ждет хозяин. Ризеку, однако, стало явно не до смеха, по его лицу обильно заструился пот.

– А я и не подозревал в тебе наклонность к театральщине, – наконец произнес он, вытирая верхнюю губу тыльной стороной ладони. – Являешься сюда с заложником, угрожаешь смертью родному брату… Но от тебя можно было ожидать любой жестокости, Кайра.

– Это – не более жестоко, чем избить до полусмерти сестру, записав побои на видео и показывая ролик всем желающим, – парировала я.

– Ты мне – никакая не сестра. Ты – убийца моей матери!

– Тогда спускайся на арену и отомсти за нее! – крикнула я.

Трибуны загудели, шум заплескался в амфитеатре, как вода в стакане.

– То есть ты не отрицаешь, что убила ее? – спросил Ризек.

Я не могла соврать. Я до сих пор помнила все до малейших деталей, как будто это случилось вчера. Помнила, как в раздражении кричу: «Не хочу к новому доктору! Не надо!» А затем хватаю ее руку и передаю ей свою боль.

Так ребенок отталкивает тарелку с невкусной кашей. Боли скопилось слишком много, и мама замертво падает у моих ног. Особенно в память мне врезались ее ладони, прижатые к животу. И то, какой красивой она была даже при смерти.