Знак

«Мы собираем мудрость планеты и присваиваем ее себе, – вещала Отега, присев рядом со мной на корточки во время наших уроков. – Вот так все и обстоит, Кайра. Мы находим объекты – ценные и достойные нашего внимания. И раскрываем другим людям глаза… на них самих».

И вдруг – как в ответ на воспоминание – тени Тока беспокойно зашевелились под моей кожей, накатывая и отступая. Точно так же накатывала и отступала боль.

– Обновление, – произнесла я. – Наши раскопки – сродни обновлению, – я не знала, как лучше ему объяснить, раньше мне никогда не приходилось этого делать. – Мы находим вещи, выброшенные другими, и даем им новую жизнь. Вот во что мы верим.

– В данном квадрате замечена некоторая активность, – произнес тощий Изыскатель, в три погибели склоняясь над планетой, которая расположилась у самого края голографической галактики.

Над планетой сверкало официальное название «П1104», а мужчина смахивал на дохлого фензу, свернувшегося в скорлупке. Изыскатель коснулся потемневшего завитка токотечения – зеленого с желтоватыми проблесками.

– Прямо как волна, которая готова обрушиться на берег, – промурлыкала угловатая женщина. – Может, созреет, а может, рассосется. На всякий случай, отметь участок для дальнейших наблюдений. Но я считаю, что самой перспективной для сбора является именно Огра.

«Сбор – сама доброта, – шепнула тогда Отега в мое детское ушко. – И для них, и для нас. Сбор – одна из обязанностей, возложенных на нас Током».

– Весьма своевременная догадка, – хмыкнул тощий. – Не ты ли говорила, что его светлость специально запросил информацию об активности Тока в районе Питы? Лично я не вижу там ни единого завитка, но сомневаюсь, что для него это имеет значение.

– У его светлости всегда есть свои веские причины, и не нам их обсуждать, – женщина украдкой покосилась на меня.

Я кое-что слышала о планете Пита. Болтали, что в ее океанских глубинах, где нет сильных течений, спрятано оружие, подобного которому галактика еще не видывала. Ризеку, намеренному не только провозгласить шотетскую независимость, но и добиться тотального контроля над всем населением, такое оружие, конечно, пригодилось бы.

Под веками запульсировала боль. Так случалось всякий раз, когда мой токодар стремился поразить меня с удвоенной силой. Стоило лишь подумать о Ризеке, всерьез затевающем войну, и все – токодар жалил снова и снова.

– Нам пора, – бросила я Акосу и повернулась к Изыскателям. – Желаю вам удачи! Только не следует вводить нас в заблуждение, – добавила я, повинуясь порыву.

На обратном пути Акос не проронил ни слова. Он молчал всегда, когда не задавал мне вопросов. А интересовалась бы я сама теми, кого ненавидела?

Впрочем, вполне вероятно, сейчас он пытался решить, ненавидит ли он меня или нет.

Барабанный бой, как ему и было положено, постепенно стих. Наступившая тишина, казалось, подала Акосу знак. Он замер под лампой, в которой мерцал тусклым голубоватым светом крошечный фензу. Светлячок доживал свои последние дни. Донышко стеклянного шара было усыпано мертвыми насекомыми.

– Давай сходим на праздник, – произнес Акос. – Только ты и я, безо всяких Ризеков.

Я вдруг заметила, до чего он худ. Щеки ввалились, под глазами залегли глубокие тени, совершенно несвойственные его юному возрасту. Я зачарованно уставилась на протянутую ладонь.

Акос непринужденно подавал мне руку, наверное, не понимая, что для меня это – действительно редкость. Не понимая, какая редкость – он сам.

– Почему? – спросила я.

– В смысле?

– С некоторых пор ты со мной необычайно мил, – я нахмурилась. – Вот и сейчас – тоже. Но почему?

– Здешнее воспитание подпортило тебе нрав, верно?

– Здешнее воспитание позволяет мне видеть людей насквозь, – поправила я Акоса.

Акос вздохнул. Складывалось впечатление, что он остался при своем мнении, но спорить ему не хотелось. Он частенько так вздыхал.

– Мы много времени проводим вместе, Кайра. Думаю, быть милым – это вопрос выживания.

– Меня сразу узнают в городе. Может, мое лицо и незапоминающееся, зато о тенях ничего подобного не скажешь.

– Забудь о паутине, Кайра – ты ведь пойдешь со мной, – Акос склонил голову набок. – Или тебе противно до меня дотрагиваться?

А он меня провоцировал. И, наверное, хотел мной манипулировать.

Но я представила, что моя кожа остается нормальной в толпе, и горожане касаются меня и не вопят от боли… Я почувствовала запах чужого пота, вообразила, как затеряюсь среди праздничной суеты. Последний раз я приближалась к скоплению людей перед своей первой Побывкой, когда отец нес меня на руках. Пусть даже у Акоса имелись скрытые мотивы, может, мне стоило рискнуть и выйти наружу?

Я схватила его за руку.