Окно оказалось единственным украшением жилища. Стены – голые, простыни – белые и накрахмаленные. В углу стояли простецкие койки на металлических ножках с резиновыми насадками.
Вместо торжественного обеда питайцы устроили нечто вроде фуршета. Люди просто стояли группами, одетые в то, что, видимо, считалось на Пите изысканными нарядами: в жесткие, водоотталкивающие ткани ярчайших цветов, хорошо заметные под дождем. Никаких тебе вечерних платьев или пышных юбок! Я вдруг пожалела о платье моей матери: доходившее до щиколоток, черное, с высоким воротом, оно скрывало большую часть моих теней.
Вокруг шелестели приглушенные голоса. Слуги с подносами сновали по залу, разнося напитки и канапе. Их синхронные движения напоминали танец.
– Как тихо, – проговорил Акос, сжимая пальцами мой локоть.
Я вздрогнула, стараясь не концентрироваться на его прикосновении.
Он лишь облегчает твою боль, ничего не изменилось, все осталось по-прежнему, повторяла я.
– Пита не славится танцорами, – сказала я вслух. – Как и боевыми искусствами.
– Похоже, ты не жалуешь питайцев.
– Не люблю скуки.
– Я уже понял.
Его дыхание щекотало мою шею. Не то чтобы Акос стоял вплотную, но мои ощущения обострились до предела. Я высвободила руку и взяла с подноса бокал.
– Что это? – спросила я служанку, неожиданно заметив собственный акцент.
– Кисло-сладкий коктейль, – ответила она, с опаской глядя на мою покрытую тенями руку. – Как и тихоцветы, притупляет чувства, поднимает настроение.
Акос тотчас взял бокал и улыбнулся девушке.
Та ушла.
– Из чего же они его сделали, если не из тихоцветов? – пробормотал он.
Тувенцы поклонялись ледоцветам, понятия не имея о других веществах.
– Морская вода? Машинное масло?.. Попробуй, может, освежишься.
Мы выпили. Поодаль Ризек с Имой улыбались Веку, мужу Натто. Лицо у того стало сероватым, кожа свисала складками, точно оплывая. Может, здесь гравитация повыше? Я определенно чувствовала некоторую тяжесть, хотя с таким же успехом причиной мог быть тяжелый взгляд Васа. Стюард постоянно сверлил меня глазами: следил, чтобы я вела себя «как должно».
Я проглотила коктейль и поморщилась.
– Ну и гадость, – вырвалось у меня.
– А сколько языков ты знаешь? – осведомился Акос.
– Фактически только шотетский, тувенский, отирианский и трелланский. Еще чуть-чуть говорю на золданском и питайском. А прежде чем появился ты и сбил меня с толку, учила огрианский.
Акос приподнял бровь.
– Что еще?.. Друзей у меня нет, а свободного времени – завались.
– Думаешь, ты никому не можешь понравиться?
– Уверена. Потому что знаю, кто я.
– Да? И кто же?
– Я – нож. Раскаленная кочерга. Ржавый гвоздь.
– А вот и нет, – он взял меня за локоть и развернул к себе лицом.
Я не могла отвести от него взгляд – я просто ничего не могла с собой поделать. Все происходило помимо моей воли.
– Но ты ведь не поедаешь своих врагов заживо. Даже не отвариваешь их.
– Не глупи. Если бы я собиралась питаться мясом своих врагов, я бы их жарила. Вареное!.. Это же совершенно безвкусно.
Он засмеялся, и обстановка разрядилась.
– Ну я и дурак!.. Слушай, мне очень жаль, но владыка зовет тебя к себе.
Я оглянулась на Ризека, тот требовательно дернул подбородком.
– Ты, случайно, не захватил какой-нибудь яд? – тихо спросила я у Акоса. – Я могла бы плеснуть ему в пойло.
– Если бы и захватил, не дал бы, – прошептал Акос. – Ризек – единственный, кто может вернуть мне настоящего Айджу, – добавил он, поймав мой недоверчивый взгляд. – Как только вернет, я сам с песней на устах отравлю его.
– Редкостная целеустремленность, Керезет. Чтобы к моему возвращению «Ода на отравление Ризека» была готова.
– Легко! «Вот и я, со смертельным ядом во флаконе…»
Ухмыльнувшись, я допила смазочное масло, которое питайцы по ошибке считали коктейлем, вручила бокал Акосу и направилась к брату.
– Век, познакомьтесь с моей сестрой Кайрой! – Ризек со сладчайшей улыбкой протянул руку, как будто хотел обнять меня за плечи.
Чего, разумеется, делать не собирался. Тени – зловещее напоминание о боли – сразу поползли по щеке и переносице. Я кивнула Веку. Тот не ответил и безразлично посмотрел на меня.
– Ваш брат объяснил мне, что в действительности скрывается за сообщениями о похищениях людей, которых якобы ловят шотеты во время своих Побывок, – произнес он. – Сказал, что у вас имеются доказательства вашей невиновности.
– Я имел в виду, что ты близко сошлась со своим слугой, – беззаботно уточнил Ризек.
Конечно. Я спелась с Акосом – с очередной игрушкой Ризека.
– Верно, – согласилась я. – Мы, шотеты, естественно, не считаем подобные случаи похищениями. Этих людей называют «Возвращенными», потому что они говорят на откровенном языке. Причем изъясняются на нем без малейшего акцента. Можно предположить, что они пользовались им с детства. Если в ваших жилах не течет шотетская кровь, вы так не заговорите. Следовательно, они – шотеты. И у меня и впрямь есть… доказательство.