Знак единорога

— Я так не думаю, — сказал я, поднимаясь на ноги и перемещаясь поближе к еде. — Во-первых, я не понимаю, как он смог до меня добраться. Во-вторых, это было бы очевидно до безобразия. В-третьих, если я умру в ближайшем будущем, определять наследника придется Бенедикту. Все знают это. За ним старшинство, у него есть мозги, и у него есть сила. Он может просто сказать, например: «К черту всю эту свару, я поддерживаю Джерарда» — и будет так.

— Что, если он решит переиначить свой статус и взять корону себе? — спросил Ганелон.

Мы уселись на землю и взяли оловянные блюда, которые наполнил Рэндом.

— Если б хотел, он мог сделать это задолго до всей этой каши, — сказал я. — Есть несколько способов рассматривать отпрысков недействительного брака, и самый благоприятный для него стал бы самым вероятным. Озрик и Финндо влетели под наказание, пав жертвой неистинных убеждений. Бенедикт поступил разумнее. Он просто ждал. Ладно… Это возможно. Но вряд ли.

— Тогда — при нормальном течении событий — если с тобой что-либо случится, корона по-прежнему будет основательно подвешена в воздухе?

— Очень основательно.

— Но зачем убили Кэйна? — спросил Рэндом. Затем, в перерыве между пережевываниями, сам и ответил на вопрос: — А для того, чтобы, как только глушанут тебя, корона тут же отвалилась детишкам Клариссы. Мне пришло в голову, что Блейс еще жив, и он — следующий на очереди к трону. Ведь тело-то так и не нашли. Моя догадка такова: после вашего нападения он козырнулся к Фионе и вернулся в Тень, чтобы перестроить силы, оставив тебя в руках Эрика, что, как он надеялся, будет равнозначно твоей смерти. Наконец, он созрел для нового хода. Они убили Кэйна и попытались убрать тебя. Если они действительно в союзе с чернодорожной ордой, то могут устроить еще один приступ с этого румба. Затем он мог бы сделать то же самое, что сделал ты, — прибыть в решающий миг, обратить в бегство захватчиков и вступить в город. Ну а здесь он оказался бы следующим на очереди и первым по силе. Просто, как колесо. Исключая лишь то, что ты выжил, а Брэнд вернулся. Если мы намерены верить Брэндовым обвинениям в адрес Фионы, — а я не вижу причин, по которым нам не следует этого делать, — тогда все вытекает из их изначальной программы.

Я кивнул.

— Возможно, — сказал я. — Как раз об этом я и расспрашивал Брэнда. Он признал такую возможность, но не пожелал сообщить, жив ли Блейс. Я лично думаю, что Брэнд лжет.

— Почему?

— Возможно, хочет совместить месть за свое заключение и покушение на свою жизнь с избавлением от препятствия в моем лице к собственному наследованию. По-моему, Брэнд чувствует, что я пойду в расклад по плану, который он развивает, торгуясь с черной дорогой. Разрушение его интриги и ликвидация дороги заставит Брэнда выглядеть более чем бледно, особенно после всей этой епитимьи, которую он на себя наложил. Затем, быть может, он воспользуется шансом… или подумает, что воспользовался.

— Так ты тоже полагаешь, что Блейс еще жив?

— Нутром чую, — сказал я. — Полагаю, в общем.

— Какие же у них могут быть силы?

— Более высокий уровень обучения, — сказал я. — Фиона с Брэндом уделяли особое внимание Дваркину, пока все остальные потворствовали в Тени своим страстишкам. И похоже, они смогли ухватить принципы покруче, чем мы все вместе взятые. Они знают больше и о Тени, и о том, что лежит за ней, больше об Образе и больше о Козырях, чем мы. Вот поэтому Брэнд смог отправить тебе послание.

— Интересная мысль… — задумчиво сказал Рэндом. — Ты думаешь, могли они избавиться от Дваркина после того, как разузнали от него достаточно много? Это уж точно могло ограничить доступ к знанию, если с Папой что-нибудь случится.

— Такая мысль мне в голову не приходила, — сказал я.

И я задумался, могли они совершить что-нибудь, что повлияло бы на разум Дваркина? Что-то, что сделало его таким, каким он явился мне в последний раз? Если да, осведомлены ли они, что он до сих пор жив? Или они предполагали его полное уничтожение?

— Да, интересная мысль, — сказал я. — Полагаю, это возможно.

Солнце дюйм за дюймом ползло вверх, и еда взбодрила меня. В свете утра не осталось ни следа Тир-на Ног’т. Мои воспоминания о нем уже перетекли в образы затуманенного зеркала. Ганелон сходил за единственной оставшейся памяткой — рукой, — и Рэндом упаковал ее вместе с тарелками. При свете дня первые три ступени куда меньше походили на лестницу и куда больше — на бесформенный уступ скалы.

Рэндом мотнул головой.

— Назад поедем той же дорогой? — спросил он.

— Да, — сказал я, и мы полезли в седла.

Пришли мы по тропе, которая вилась вокруг Колвира к югу. Путь был долгий, но более гладкий, чем дорога за гребень горы. Пока бунтовал бок, у меня появилась дурная склонность постоянно баловать себя.

Итак, мы взяли вправо, двигаясь колонной, Рэндом — во главе, Ганелон — в тылу. Тропа мирно бежала вверх, затем резко сбрасывала вниз. Воздух был холодноват, он нес ароматы зелени и влажной земли, достаточно неожиданные для столь стылого места и на этой высоте. Заблудшие ветра из лесов далеко внизу, решил я.