Знак Единорога. Рука Оберона

– Он бы давно уже это сделал, если бы хотел, – сказал я. – Положение сына от расторгнутого брака можно рассматривать по-разному, и лучший вариант в его случае самый вероятный. Озрик и Финндо потребовали справедливости и поплатились за это. Бенедикт оказался мудрее, он просто ждал. Так что… Не исключено. Но – маловероятно.

– Значит, при нормальном положении вещей, если что-то случится с тобой, вопрос снова повиснет в воздухе?

– Еще как повиснет.

– Но Каина-то зачем убрали? – задумчиво проговорил Рэндом. Проглотив кусок, сам же и ответил: – А затем, чтобы после того, как разделаются с тобой, власть сразу перешла бы к детям Клариссы. Знаешь, я вдруг подумал, что Блейз, может быть, еще жив, а он-то по очередности следующий. Ведь его тело так и не нашли. Я вот что думаю: во время твоей атаки на Амбер он ушел по Козырю к Фионе и принялся снова собирать войско в Тени, оставив тебя, как он полагал, умирать в руках Эрика. И вот теперь он снова готов действовать. Так что они убили Каина и попытались прикончить тебя. А если эта компашка действительно в сговоре с ордой Черной Дороги, они вполне могут устроить еще один штурм с той стороны. Причем Блейз может поступить точно так же, как ты – явиться в последний миг, отбить нападающих и войти в Амбер. Вот и все: и очередность соблюдена, и сила доказана. Все просто. Только… ты уцелел, и Бранд вернулся. Если верить тому, в чем Бранд винит Фиону, а я не вижу причин для обратного – все укладывается в их изначальный план.

Я кивнул.

– Может быть. Я спрашивал Бранда как раз об этом. Он тоже не исключает такой возможности, но отрицает какую бы то ни было свою осведомленность насчет того, жив ли Блейз. Лично я думаю, тут он врет.

– Почему?

– Скорее всего, собирается совместить месть за пленение и покушение на себя, любимого, с устранением главного своего, исключая меня, соперника. Видимо, он рассчитывает, что я войду в его расклад насчет Черной Дороги. Уничтожение бывших приспешников и устранение дороги выставят Бранда в неплохом свете, особенно если учесть его добровольное признание. Наверное, он надеется, что тогда у него появится шанс.

– Значит, тебе тоже кажется, что Блейз еще жив?

– Есть такое. Да, – кивнул я, – пожалуй.

– А в чем они сильны, кстати?

– У них образование получше. Фиона и Бранд вертелись около Дворкина, в то время как мы, все остальные, предавались удовлетворению своих страстей в Тени. Как следствие, в применении первооснов они всех нас переплюнули. Эта компашка больше нас знает о Тенях и о том, что лежит за их пределами, и об Образе, и о Козырях. Потому-то Бранду тогда и удалось вызвать тебя без карты.

– Интересная мысль… – задумчиво проговорил Рэндом. – А как ты думаешь, они могли потом избавиться от Дворкина, когда решили, что узнали от него достаточно? Если бы что стряслось с отцом, они бы стали хозяевами положения, так ведь?

– Я об этом не думал, – произнес я.

А подумал я вот о чем: не могли ли Бранд с Фионой сотворить что-то с сознанием Дворкина? Сотворить то, что сделало его таким, каким видел его в последний раз? Если так, известно ли им, что он еще жив? И где он теперь? Или они предположили, что это его прикончило?

– Да, мысль интересная, – сказал я вслух. – Это весьма вероятно.

Солнце поднималось все выше. Завтрак придал мне сил. Тир-на Ног’т после восхода солнца растаял без следа, а мои воспоминания о нынешней ночи уже стали подобны отражению в пыльном зеркале. Ганелон отдал Рэндому единственное свидетельство моего визита в небесный город – металлическую руку, и Рэндом уложил ее в мешок вместе с посудой. В свете дня ступени на вершине горы стали больше похожи на бесформенный скальный выступ.

– Вернемся той же дорогой? – спросил Рэндом.

– Да, – сказал я, и мы взобрались в седла.

Сюда мы добирались по тропе, завивающейся вокруг Колвира с юга, – не самый ближний путь, зато ровнее того, что шел через перевал, а я предпочитал поберечь бок, он все еще побаливал.

В общем, мы поехали направо, колонной: Рэндом впереди, Ганелон позади. Тропа поначалу делала плавный подъем, потом шла на спуск. В прохладном утреннем воздухе витали ароматы свежей зелени и сырой земли – странные запахи для такой высоты и такого стылого места. Заблудшие ветра из лесов далеко внизу, решил я.

Мы пустили лошадей медленным шагом вниз и на подъем. Взяв подъем, конь Рэндома громко заржал и попятился. Рэндом тут же осадил его, а я, оглядевшись по сторонам, не заметил ничего такого, что могло бы напугать животное.

На гребне Рэндом обернулся и крикнул:

– Восход-то каков, а?! Только посмотри!

Не смотреть было бы затруднительно, однако я промолчал: сентиментальным сравнениям в описании пейзажей Рэндом всегда предпочитал физические – описания растительности, геологии или освещения.