Знак Единорога. Рука Оберона

И вот внезапно сверкающая лестница, что ведет во дворец… Вверх по ней, затем направо… Теперь медленно, спокойно… пройти по саду… Призрачные цветы покачиваются у дорожки на тонких стебельках, цветущие призрачные кусты, словно замороженные фейерверки… И все бесцветное – только суть, очерченная едва доступными взгляду тонами серебристого сияния. Только самая суть. Что есть Тир-на Ног’т? Особая сфера Тени в реальном мире, управляемая пробужденным подсознанием, этакий полноразмерный проекционный тест в небесах, а то и вовсе терапевтическое устройство? Тогда, если это и есть часть души, я бы сказал, что, несмотря на все серебро, ночь очень темная… и безмолвная…

Я иду… Миную фонтаны, скамейки, клумбы, замысловатые беседки в лабиринтах живых оград… Дорожки, немногочисленные ступеньки, мостики… Пруды под деревьями, странного вида скульптура, валун, справа циферблат солнечных (наверное, лунных?) часов, курс строго вперед и вокруг северного крыла дворца, здесь налево, по внутреннему двору, над которым нависают балконы, призраки – там и сям, снаружи и внутри…

Обойти дворец по кругу, просто чтобы полюбоваться садами с тыльной стороны – в лунном сиянии они так красивы и в истинном Амбере…

Снова призраки – говорят, стоят… но все замерло, кроме меня…

Тянет направо… и я иду, ибо не стоит отвергать совет бесплатного оракула.

К разросшейся живой изгороди, там, внутри, небольшой закуток, если он еще не зарос… Когда-то, давным-давно, здесь…

Внутри, обнявшись, двое. Они размыкают объятия, когда я только разворачиваюсь. Не мое это дело, но… Дейдра… это Дейдра. И я знаю, кто ее спутник, ему даже не нужно оборачиваться. Жестокие шутки у тех, кто правит этим серебром, этим безмолвием… Прочь, прочь от этой изгороди… Разворачиваюсь, поскальзываюсь, встаю и ухожу, немедленно, быстрее…

Голос Рэндома:

– Корвин, ты в порядке?

– Потом, потом, черт подери!

– Скоро рассвет, Корвин. Я решил, что должен напомнить тебе об этом.

– Считай, что напомнил.

Прочь, немедленно, быстрее… Время в Тир-на Ног’те – тоже сон. Утешение слабое, но все же лучше, чем никакое. Быстрее, немедленно, прочь, вперед, снова…

… Ко дворцу, яркому своду разума или духа, более зримому, чем наяву… Судить совершенство бессмысленно, однако я должен увидеть, что там, внутри… Так или иначе, там должен быть конец пути, по которому меня влечет. Я даже не остановился подобрать трость, что осталась лежать на искристом газоне. Я знал, куда мне идти и что делать. Теперь это было очевидно, хотя движущая мной логика порождена вовсе не бодрствующим сознанием.

Живо вверх по лестнице, к заднему порталу… о, снова кусает в боку… Через порог, внутрь…

Туда, где не лучатся звезды и не сияет луна. Освещение ненаправленное, бесцельное, блуждающее – и там, где его нет, лежат непроницаемые тени, драпируя большую часть помещений, коридор, ниши, лестницу.

Промеж них, сквозь них, уже почти бегом… мои черно-серебристые покои… Тревога охватывает меня… Черные пятна кажутся дырами в ткани реальности… Я боюсь подходить к ним слишком близко… Упаду и пропаду…

Поворот… сквозь… Наконец-то… Вхожу… Тронный зал… Чернота стогами громоздится там, где мой взгляд выискивает абрис трона…

И вот там что-то движется.

Я приближаюсь, справа что-то смещается.

И приподнимается.

Носки ботфорт, голенища, ноги – вижу, продвигаясь к подножию трона.

Грейсвандир в моей руке, сам ищет путь к свету, обманчиво вытягиваясь, меняя форму, наливаясь собственным свечением…

Левая нога на первой ступени, левой рукой упираюсь в колено. Мое заживающее нутро дергает – отвлекает, но терпимо. Я жду, когда поднимется театральный занавес черноты, пустоты, дабы явить мне очередную театральную сцену на подмостках нынешней ночи.

И занавес скользит в сторону, обнажая ладонь, локоть, плечо; рука – блестящая, металлическая, плоскости отполированы как грани самоцвета, запястье и локоть – изумительные переплетения серебряной проволоки, зафиксированные веснушками огоньков, ладонь, стилизованная, скелетоподобная, швейцарская игрушка, механическое насекомое, функциональная, смертоносная и по-своему прекрасная…

И занавес скользит дальше, открывая всего человека.

За троном, расслабленный, стоит Бенедикт, его ладонь, левая и живая, покоится на спинке[29]. Он наклоняется вперед. Его губы шевелятся.

И занавес скользит дальше, открывая, кто же сидит на троне.

– Дара!

Она поворачивает голову вправо, улыбается, кивает Бенедикту. Губы ее шевелятся. Я делаю шаг и вытягиваю Грейсвандир вперед до тех пор, пока его острие не упирается в ямочку между ее ключицами…

Медленно, очень медленно она поворачивает голову и встречается со мной взглядом. Лицо Дары оживает, наливается краской. Ее губы шевелятся вновь, и теперь я слышу слова:

– Кто ты?

– Нет. Это мой вопрос. Отвечай. Немедленно.

– Я Дара. Дара из Амбера. Королева Дара. Этот трон мой по праву крови и силы. А ты кто такой?

– Я Корвин. Я тоже из Амбера. Не двигайся. Я не спрашивал твое имя.

– Корвин мертв уже много веков. Я видела его гробницу.

– Она пуста.

– Вовсе нет. Там лежит тело.

– Какова твоя родословная?!