Знак Единорога. Рука Оберона

Сейчас я знаю, что это не так, сейчас, когда я стою здесь, на пороге Двора Хаоса, и рассказываю, как это было – я знаю, что это не так. Однако я знал это и прежде, нынешней ночью в Тир-на Ног’те, и еще прежде, когда бился с козломордым в Черном Круге в Лоррейне, и даже в тот день, когда я сбежал из темницы на маяк Кабры и смотрел на опустошенный Гарнат… Я понимал, что есть что-то еще. Потому что знал: Черная Дорога уходит дальше – дальше того, что кажется пределом. Она тянется через безумие к хаосу и еще дальше, а идущие по ней твари пришли откуда-то, но сотворил их не я. Каким-то образом я помог им одолеть этот путь, однако они родились не в моей версии бытия. А в своей собственной, или в чьей-то еще, в данном случае не важно, и сумели прогрызть дыры в том платочке метафизики, что мы ткали столетиями. Они вошли в наш заповедник, они не были его частью, они угрожали ему, они угрожали нам. Фиона и Бранд отправились за пределы всего и что-то нашли. Нашли там, где, по мнению остальных, ничего существовать не могло. Открывшаяся угроза на каком-то уровне почти стоила полученного доказательства: мы не одни, а Тени не просто наши игрушки. Какой бы ни была наша связь с Тенью, я больше не мог рассматривать ее в свете старых представлений…

И все это потому, что Черная Дорога уходила к югу и вела дальше, за край света, дальше того места, где я стою…

Безмолвие и серебро… Я отхожу от перил, опираюсь на трость, пересекаю скрученную из облаков, сплетенную из тумана, омытую лунным светом ткань видений зыбкого города… Призраки… Тени теней… варианты возможностей… Может быть и могло бы быть… Возможности утраченные, возможности обретенные…

Шагаю по мостовой… Фигуры, лица, многие мне знакомы… Чем они заняты? Трудно сказать. Губы шевелятся, лица оживляются. Их слова не для меня. Я прохожу мимо, невидимый…

Но вот один из призраков… одна, кого-то ждет. Пальцы ее расплетают минуты, отбрасывая прочь. Лица ее не видно. Хочу его увидеть, это знак – того, что я сделаю или должен был сделать… Она сидит на каменной скамье под кривым деревом, то и дело смотрит в сторону дворца. Знакомая, однако же, фигура!.. Ближе… Я узнаю ее. Это Лоррейн. Она смотрит сквозь меня, не слышит меня, не слышит, как я говорю, что отомстил за ее смерть.

Но в моей власти – быть услышанным здесь… И власть эта в ножнах у меня при бедре.

Обнажив Грейсвандир, я поднимаю оружие вверх, и лунный свет скользит по орнаменту на лезвии, оживляя его. Я кладу клинок на землю между нами.

– Корвин! – Лоррейн запрокидывает голову, волосы как ржавчина в лунном свете, взгляд упирается в меня. – Откуда ты? Так рано…

– Ты ждешь меня?

– Конечно… Ты же просил, чтобы…

– Как ты сюда попала?

– К этой скамье?

– Нет. В этот город.

– В Амбер? Не понимаю. Ты же сам меня привел. Я…

– Ты счастлива здесь?

– Ты знаешь, что да, пока я с тобой.

Я не забыл, какие у нее ровные белые зубы, и намек на веснушки под вуалью мягкого света.

– Лоррейн, что случилось? Это очень важно. Давай притворимся, будто я ничего не знаю. Расскажи мне обо всем, что с нами случилось после битвы в Черном Круге.

Она нахмурилась. Встала. Отвернулась.

– Мы поссорились, – сказала она. – Ты догнал меня, прогнал Мелкина. Мы поговорили. Я поняла, что не права, и последовала с тобой в Авалон. Там твой брат Бенедикт убедил тебя переговорить с Эриком. К согласию вы не пришли, но заключили перемирие из-за чего-то, что он тебе сказал. Он поклялся не причинять тебе вреда, ты поклялся защищать Амбер, и Бенедикт был свидетелем обоих обетов. Мы оставались в Авалоне, пока ты добывал химикаты, потом перебрались в другое место, и ты приобрел там странное оружие. Сражение мы выиграли, но Эрик лежит раненый…

Лоррейн остановилась и посмотрела на меня.

– Ты собираешься нарушить перемирие? Так, Корвин?

Я покачал головой и потянулся к ней, хотя и не стоило. Я хотел заключить ее в объятия, пусть даже одного из нас не существует, не может существовать, и когда крошечное расстояние меж нами исчезнет, я сказал бы ей: что бы ни случилось или случится в будущем, я…

И меня жахнуло – не сильно, но я упал, прямо на лежащий на земле Грейсвандир. Трость моя откатилась на траву за несколько шагов. Поднимаясь на колени, я увидел, что лицо Лоррейн, ее глаза, ее волосы, выцвели, утрачивая краски. Губы ее шептали призрачные слова, она повернула голову в поисках кого-то или чего-то… Я убрал Грейсвандир в ножны, поднял трость, снова встал… Лоррейн смотрела куда-то сквозь меня, лицо ее разгладилось, она улыбнулась и шагнула вперед. Я отодвинулся в сторону и развернулся, глядя, как она бежит к приближающемуся мужчине, как он обнимает ее – и как лица их сближаются. Везучий призрак с серебряной розой у ворота, он целовал ее, тот, кого я так и не узнаю…

Серебро, и безмолвие, и серебро…

Прочь… Не оглядываться… Вдоль по аллее…

Голос Рэндома:

– Корвин, ты в порядке?

– Да.

– Случилось что-нибудь интересное?

– Потом, Рэндом.

– Прости.