Моя голова и плечи лежали в тени, в неглубокой выемке в камне, а всё остальное — под палящим в полную силу солнцем. Я тут же вполз в это ненадежное убежище. Голова раскалывалась, песок и камни плыли перед глазами. Я с трудом поднял руку к голове. За правым ухом оказалась шишка, одно лишь прикосновение к которой отозвалось мгновенной болью. Боль прочистила мне мозги, и я вспомнил, где я и почему.
Мой мешок лежал под прямыми лучами солнца. Я дёрнул его к себе, и наземь с него упала какая-то блестящая вещичка. Браслет из полированной бронзы, какие часто делала моя сестра. Широкий браслет, украшенный узором из бирюзы, перемежающейся блестящими жёлтыми камешками, какие вставляют в глазницы котов-хранителей.
Я покрутил подарок в руке. Цвета, изящная работа — любой гордился бы таким. Но у меня по коже почему-то пробежал неприятный холодок. Я надел его на руку, закатал рукав и ещё раз посмотрел. В городе за такое украшение можно было бы получить несколько объезженных ориксов. Вещь, созданная, чтобы радовать, и всё-таки несущая с собой жуткое послание. Я был уверен, что прочёл его правильно — моя сестра прощалась со мной.
Она была уверена в моей смерти? Наверное, да. Но я был всё ещё жив, и внутри меня что-то упорно повторяло, что я буду жить, буду, несмотря на все дурные знамения.
Я подтянул завязки мешка, забросил его за плечи и оглянулся по сторонам. Судя по теням снаружи, ночи ждать недолго. А с ночью придут и звёзды. Любой, кто ходил по торговым тропам, знает путеводные небесные знаки. Я увижу, что за звёзды светят над головой и двинусь… двинусь в путь…
Глава третья
Наша страна — красивая, величественная земля. Каменные острова вонзают в небо голые, зазубренные клыки скал, словно песчаный кот, опрокинувшийся на спину и выпустивший все когти. Скалы зачастую принимают любую форму, не только острых пиков. То увидишь купол, словно крыша дома, но сложенный не руками человека. Или чудных зверей из старых сказок. У ветра свой голос, иногда он передразнивает речь или поёт песню, слов которой никак не разберёшь.
Под лучами солнца камни полыхают всеми цветами радуги, как украшения Куры. Даже ночью их блеск и величие не гаснет, их освещает серебряное сияние песчаных волн, мерцающих, когда песчинка трётся о песчинку. И весь этот мир — тоже часть нас, как и те островки, на которых мы строим дома.
Я вскарабкался повыше, чтобы оглядеть остров, на котором меня оставили. Небо всё ещё прочеркивали багровые и золотые вечерние лучи, но кое-где уже бледно замерцали звёзды. Пока ещё совсем не стемнело, я осмотрелся вокруг и увидел, что остров, на котором меня бросили, больше, чем я ожидал. Почему такую обширную полосу твёрдой земли, такое подходящее место для жилья до сих пор не колонизировали, оставалось только гадать.
Запрокинув голову назад, я несколько раз глубоко втянул воздух носом. На диком острове можно почуять три запаха, два из которых означают смерть, а третий — напротив, возможность выжить.
Два зверя оспаривают у человека титул царя природы. Первый — крыса. Хотя крысы и собираются в стаи, у них нет родства друг с другом, даже у матери с собственным выводком. Гораздо крупнее котти, они — воплощение неутолимого голода, голода с ногами и диким желанием сожрать всё, что только может наполнить их бездонное брюхо. Они могут кормиться водорослями, но жрут их по-скотски, загрязняя и оскверняя водоём, пока не испортят всю плантацию, так что могут потребоваться годы, чтобы озеро снова возвратилось к жизни. Быстро и глубоко зарываясь в песок, они прячутся от солнца, а когда жара спадает, выходят на поверхность, чтобы убивать и жрать, жрать и убивать. Если кругом нечего есть, они бросаются друг на друга, даже выводок на мать, а мать — на выводок. В них нет ничего, кроме зла, а несёт от них так, что к горлу немедленно подступает рвота.
Наши яки, благодаря своей толстой шубе из длинной шерсти, могут устоять против малой кучки этих разбойников, хотя большая стая сметёт даже их, и вздохнуть не успеешь, как буря, хоронящая под песком всё живое. А вот ориксы становятся лёгкой добычей, хотя с необрезанными рогами это свирепые бойцы. У крыс только два врага — люди и песчаные коты. У нас есть своя, отточенная временем стратегия, есть наши копья, сабли, пращи, охотничьи ножи, боевые посохи — и всё же многие несчастные пали, оставив после себя только дочиста обглоданные кости.
А песчаным котам, которых мы тоже страшимся (охота на них — суровое испытание мужества, и того, кто приносит домой трофей, зубы или шкуру кота, ждёт хвала семьи и родичей), помогают не только хитрая и продуманная тактика боя, но и клыки с когтями, которые они умело пускают в ход. Как и яков, их защищает толстая шерстяная шуба, сквозь которую проникают лишь самые сильные зубы. Наверное, только их храбрость и воинственность и сдерживают крысиные орды от роковых, оставляющих чрезвычайно тяжёлые раны набегов. Ибо крысы, ведомые исключительно голодом, скорее погибнут, чем отступят.