— Одно скажу — хорошего ждать от этого глупо. Да, пожалуй, и плохого тоже, — уточнил волхв и добавил, поразмыслив: — Только страшное. А ты сам-то чего больше всего боишься? Смерти?
— Умру — полбеды, хотя тоже неприятно, — начал Константин.
Начал и тут же остановился. Никому не хочется рассказывать, когда твой собеседник начинает невесть с чего веселиться, да не просто улыбаться, а взахлеб хохотать эдаким противным старческим дробным смешком.
— В первый раз я слышу, чтоб люди вот так про свою смерть сказывали — неприятно, — вытер выступавшие на глазах слезы Всевед. — Ты уж прости, княже, что не удержался. Но ты говори, говори.
— Да, всего лишь неприятно, — упрямо повторил Константин. — Гораздо хуже, если я не умру, но стану уже не собой. Ты представь только, что тогда Русь ждет. Да любой враг по сравнению со мной счастьем покажется. Впрочем, ты и сам об этом сказал. Что-то страшное будет, — повторил он слова волхва.
— Верно сказываешь, — одобрил Всевед уже серьезно. — То самое страшное. Да такое, что дальше уже и некуда. Ну да ладно. Времечко позднее, а тебе, вон, спать хочется, аж скулы раздираешь. Отдохнем прямо тут, у костра, а поутру и поговорим.
— А как же мне спать-то? — усомнился Константин. — Он же опять… начнет.
— Никаких опять, — строго заметил Всевед. — Ты в дубраве моей заповедной. Нешто забыл, что нечисти сюда хода нет.
— А как же Маньяк? Он же вроде хороший, но тоже нечистью считается?
— То своя нечисть, родная. Ей проход остается, но и то лишь с моего дозволения. У тебя же… — Волхв, не договорив, махнул досадливо рукой. — Спи давай. Тут у тебя защита со всех сторон — и я, и посох, и дубрава сама, даже небо со звездами. Нет ему сюда ходу, и все тут.
— Ну я не знаю, — протянул нерешительно Константин и тут же отключился.
Ну, просто моментально, будто его по затылку чем-то тяжелым огрели.
Когда он проснулся, костер, несмотря на день, продолжал все так же ярко гореть, вовсю светило солнце, и ему, лежащему у костра в тулупе, было так тепло, что и просыпаться не хотелось. Он снова закрыл глаза и… опять уснул, а проснулся уже от недовольного ворчания Всеведа:
— Ну и горазд же ты дрыхнуть, княже. Так все дела проспать можно.
— Прости, дедушка, — повинился Константин. — Уж больно сладко у тебя здесь спалось.
— А я, покамест тебя не было, успел славную похлебку сварить. Сейчас отужинаем и поговорим. Тебе-то ныне ничего не снилось?
— Ничего, — пожал плечами Константин.
— Так вот совсем ничегошеньки? — не унимался волхв.
— Как младенец спал, — весело улыбнулся князь.
— Это плохо, — построжел лицом Всевед. — Это очень плохо. Стало быть, дубрава дубравой, посох посохом, а Хлад Хладом, — сделал он очередной туманный вывод, понятный лишь ему самому, и тут же поторопил князя: — Да ты ешь, ешь.
Похлебка была сварена на славу. Правда, мясо в ней отсутствовало, но зато в обилии плавали какие-то травки, корешки, стебельки, и все это так ароматно пахло, что второй раз князя приглашать было не надо. Содержимое большого горшка исчезло чуть ли не за пять минут, после чего Константин с легким сожалением — еще бы немного не помешало — старательно облизал деревянную ложку, протер ее снегом и выжидающе уставился на волхва. Тот молчал. Так длилось минуты две. Внезапно откуда-то сверху донеслось пронзительное воронье карканье.
— Сейчас он подойдет, и мы все обговорим, чтобы не повторяться, — произнес Всевед.
Прошло еще несколько минут, и из-за дубов, как всегда, несколько неожиданно, вынырнул Маньяк.
— Ну, раз князь здесь, стало быть, опять в Око Марены идти надобно, — даже не поприветствовав, начал он сразу возмущаться. — А у меня делов-то, делов скопилось — страсть. — Он всплеснул руками. — Нет, княже, — произнес ведьмак со вздохом. — На сей раз я тебе не напарничек. К тому ж Юрко твой, который Золото, тоже туда дорожку знает. Чай, довезет.
— Сколь времени тебе надобно на то, чтобы дела свои уладить? — задумчиво поинтересовался Всевед.
— Сейчас точно скажу. — Ведьмак задрал голову, пошевелил пальцами, загибая их один за другим, после чего пошлепал толстыми губами, вытер лысину своей неизменной воилочной шапчонкой и деловито произнес: — Ежели поспешить, то за пару месяцев управлюсь. Ну а чтоб как следует все утрясти, основательно, так тут и трех маловато будет.
— А там половодье, после сев, покос, урожай собирать, — в тон ему подхватил Всевед.
— А без того никак. Тиун я как-никак. Дань, опять же, кому на погост везти — мне. А после опять дела. Но их, ежели бегом-бегом, за месячишко-полтора переделать можно.
— То есть ты через год освободишься? — уточнил Константин.
— Да уж не ранее, — солидно заметил Маньяк.
— Ну, считай, что год прошел, — вздохнул Всевед.
— А от должности тиуна я тебя освободил, — добавил князь.
— То есть как это, прошел?! Как освободил?! — возмутился ведьмак.
Его лысина почти мгновенно покрылась мелкими капельками пота. Он беспомощно развел руками, но потом до него дошло, и Маньяк протянул укоризненно:
— Все шуткуем. Все вам смешочки да хаханьки. Нет, чтоб всурьез о делах потолковать.