— Давай всурьез, — согласился Всевед и предложил: — Ты на князя-то нашего повнимательнее взгляни. Может, тогда и сам что поймешь.
Маньяк пристально посмотрел на князя и вдруг так резко отшатнулся от него, что чуть было не угодил в костер.
— А он не?.. — проблеял он, обращаясь к волхву.
— Покамест не, — сурово отрезал Всевед. — А чтобы и дальше не, ты мне и нужон.
— А я-то что смогу? Ты что, сам не видишь, какая с него силища прет. Ты-то, конечно, волхв знатный, опять же и посох Перунов с тобой завсегда. Может, и одолеешь его, а мне, ведьмаку простому, тут тягаться не с руки. Всяк сверчок знай свой шесток, — заключил он поучительно.
— Врешь. Ты такой сверчок, что на любой шесток взгромоздишься, если понадобится, — убежденно заявил волхв.
— Ну, не на любой, но могу, — согласился польщенный Маньяк.
— Дела свои за день обстряпаешь, а к утру послезавтрашнему чтоб тут был.
— Да я ничего не успею, — возмутился ведьмак. — Да и зачем я понадобился?
— Днем спать будешь, а ночью в его ложнице бдить. Если что — ну, не маленький, сам знаешь, как и что делать, чтоб он спокойно почивать продолжал. Ему, спящему, не так уж и много силенок нужно подкидывать время от времени, чтобы Хлада утихомирить. Тихий он покамест и слабый еще. На это тебя точно хватит.
— И сколь же времени мне так близ него торчать?
— До осени — не меньше, — сказал, как отрезал, Всевед.
— А потом?
— Поглядим. Потом и думать станем, — снова напустил туману Всевед.
— А если он потемнеет так, что?..
— И тут, что делать, знаешь, — последовал жесткий ответ волхва.
— Но на столь долгий срок я и впрямь не смогу. Ты уж прости, старче, но… — Ведьмак, не договорив, нахлобучил на лысину шапчонку и решительно поднялся на ноги, пообещав: — До изока[74]
, не более, а там никак. — Он уже сделал шаг в сторону, но тут его вновь остановил суровый голос Всеведа:— Ведьмак! Ты помнишь, что было пять зим назад?
Маньяк остановился и с укоризной произнес:
— Вот уж не думал, что ты мне этим когда-нибудь в нос тыкнешь. Считал, что друзья мы с тобой, старик.
— Я тоже так считал до сегодняшнего вечера. Напоминать не хотел, но ты сам к тому вынудил. Ну что, будешь должок платить?
— Я свое завсегда отдаю, волхв, — хмуро произнес ведьмак. — Кому, как не тебе, это ведомо.
— Тогда выбирай. Либо долг платишь, либо, как друг, мою просьбу выполняешь.
— Вот такой я добрый!.. — возопил отчаянно Маньяк и с силой шваркнул своей шапчонкой в снег. — Коли старый закадычный друг просит — все готов бросить, лишь бы его уважить.
После чего он деловито подобрал шапчонку, снова нахлобучил на лысину и подался опять в лесную чащу, буркнув напоследок:
— Ну, прощевайте до послезавтрева.
— У меня побудешь пока, — распорядился Всевед хмуро сразу после ухода ведьмака. — Воев своих отпусти. Возницу оставь с санями, и хватит с тебя. Послезавтра поутру вместе с Маньяком и поедешь в Рязань стольную.
— Уже, — вздохнул Константин и пояснил: — Уже отпустил.
— Молодец, — одобрил волхв. — О людишках своих заботу проявляешь. А теперь слушай меня. Зачем я к тебе ведьмака приставляю — понял?
— Почти, — уклончиво заметил Константин.
— Не лги, — сурово заметил Всевед. — Негоже правду от себя отметать. Она хоть и горька, но куда лучше, чем словеса лживые, хоть и сладкие. Если вовсе дело худым обернется, то он тебя ко мне повезет. Уйти в ирий[75]
ты должен именно здесь, в моей дубраве. Здесь ты уснешь навсегда с его помощью, здесь тебя и на священный костер возложат, дабы руда твоя, Хладом отравленная, вся в чистое небо ушла, без остатка. В том нам Перун поможет.— А излечиться как-то Перун не поможет?
— Не его это. Да и навряд ли кто из светлых богов наших на такое отважится. Хоть и горько такое говорить, но проходит их времечко. Они ведь у нас как люди, — есть и у них своя пора юности, есть и зрелость, а есть и старость. Хотя я думаю, что им такое никогда под силу не было. А там как знать. О тех временах стародавних нам столь мало известно, что ныне поди пойми, где быль, а где небылица. Все спуталось.
— А христианские?..
— О том у их жрецов спрашивай. Только навряд ли они тебе хоть что-то дельное скажут. Скорее всего, мало кто из них и увидит, что ты уже темнеешь. Больно хорошо им ныне живется — в этом все дело. Когда вера жирком благополучия покрывается — пиши пропало. Корысть многих губила и до них, и при них, и еще погубит не раз.
— Но есть же искренние, те, что и вправду верят.
— Есть, — согласился Всевед. — Потому и вера пока еще не оскудевает. А чем меньше их будет оставаться, тем… Не о том мы говорим, — перебил он себя досадливо. — Лучше скажи, готов ли ты в рощу мою приехать по доброй воле, а не по понуждению Маньяка? — И пытливо посмотрел на князя.
— Готов, — решительно кивнул Константин.
— Верю. А до той поры я весточку пошлю мудрым людям, — обнадежил князя Всевед.
— Это кому?
— Знакомцам твоим старым. Мертвым волхвам, — пояснил старик и улыбнулся в бороду. — Или ты думаешь, что они лишь тебя одного подарками одарили? Мне тоже кое-что досталось. Вот только не думал я, что понадобится так скоро.
— А они… помогут? — решился спросить князь.