Знак небес

— Встань, встань. — Константин, как-то излишне, не по делу суетясь, помог Ингварю подняться с колен, зачем-то попытался отряхнуть его, приговаривая: — Сказано же, свободен ты. Сейчас пока нельзя, не так поймут, а со временем сможешь и обратно в свой Переяславль вернуться — обиды не причиню. Хотя условия прежние останутся. — И вдруг шепнул почти на ухо: — А обо мне она ничего не говорила? Не спрашивала?

— Кто? — не понял Ингварь.

— Да Ростислава же, — нетерпеливо прошипел князь.

— А-а, ну да, говорила как-то раз, но совсем малость, — честно уточнил Ингварь.

— И что говорила?

— Сказывала, что лучше бы я с самого начала своего стрыя послушался.

— Ага, ага, — закивал Константин, довольно улыбаясь. — А еще что?

— А еще сказывала, что тебе верить можно. Ты, мол, слово свое завсегда сдержишь.

— Так, так, — блаженно мурлыкнул князь. — А еще?

— Да все, пожалуй, — пожал плечами Ингварь, искренне злясь на себя за то, что так и не приучился врать. Сейчас, глядишь, и сгодилось бы. — Я же говорю, что малость совсем, — повторил он сконфуженно.

— Нет, Ингварь Ингваревич, то не малость, — убежденно произнес Константин.

Он задумчиво посмотрел на лежащего Ярослава, перевел взгляд на Ингваря, вновь на Ярослава и философски заметил:

— Наверное, и впрямь истинно в народе говорится: что бог ни делает — все к лучшему. Может, и это к лучшему, а?

Ингварь недоуменно посмотрел на рязанского князя и на всякий случай кивнул, хотя, честно признаться, так до конца и не понял — о чем говорит Константин и что имеет в виду. Потому и смотрел на него непонимающе, хоть и согласился… невесть с чем. Скрыть удивление не удалось — собеседник догадался, но пояснять ничего не стал. Вместо этого он, весело хлопнув юношу по плечу, осведомился:

— С тобой-то ныне много ли было рязанских людей?

— Трое, — насторожился Ингварь и заторопился: — Я как раз о том тебя попросить хотел. Ежели меня отпускаешь, то уж их вроде как сам бог велел. Они ни в чем не повинны.

— Боярина Онуфрия я с собой заберу, не взыщи. По нему веревка давно навзрыд плачет. Остальных же можешь найти, и я прикажу их освободить. Лишь бы они мечи не успели обнажить. Как их имена?

— Боярин Кофа Вадим Данилыч, — заторопился Ингварь. — А еще Костарь и Апоница.

— Слыхал? — повернулся Константин к одному из дружинников, стоящих чуть позади князя в ожидании распоряжений. — Сейчас пойдешь с князем Ингварем, и он поищет среди пленных своих людей. Всех, кроме Онуфрия, освободить и отвести к нему в шатер. — И он вновь обратился к Ингварю со странным вопросом: — А вот этот Апоница… Не он ли случайно был дядькой-пестуном[18] у княжича Федора Юрьича?

— У княжича не было дядьки, — помрачнев, ответил Ингварь. — Федя после пострига[19] приболел малость, а потом… — Он замялся. Упоминать о трагической судьбе зарезанного мальчика лишний раз не хотелось, и юноша резко сменил тему разговора: — А Онуфрия ты здесь не ищи. Он уже в монастырь ушел и схиму приял. — И, упреждая дальнейшие вопросы, уточнил: — Что за монастырь — не ведаю. Он мне не сказался — молчком утек. Почуял, поди, что из веры моей вышел, вот и упредил, а не то бы…

— Раз в монастырь — значит, и от меня утек. Жаль, жаль, — поморщился Константин и указал на дружинника. — С ним иди. Как остальных разыщешь — сразу всех в свой шатер отправляй, и пусть они там пока посидят…

— В свой?! — удивился Ингварь. — Так ведь рухнул он!

— Кто? — нахмурился, недоумевая, рязанский князь.

— Шатер мой.

Юноша повернулся, чтобы показать, где именно находился его шатер, но обнаружил, что тот продолжает стоять как ни в чем не бывало. Просто после начала всей этой кутерьмы Ингварь так ни разу не повернулся в его сторону — было не до него, вот и не увидел, что он уцелел, причем единственный из всех.

— Это Хвощ подсказал, куда именно ты зашел, — пояснил Константин. — Вот мои вои его и не тронули.

— Вот уж не думал, что ты так ко мне, — пробормотал окончательно смутившийся Ингварь.

— Ты хороший человек, — одобрительно хлопнул его по плечу рязанский князь. — Прямой, честный, смелый. Такие, как ты, не продают и слово свое всегда держат. А что немного запутался — не беда. Главное, понял быстро. А сейчас ступай, а то я тороплюсь сильно. Нас с Вячеславом еще две рати ждут, вот и приходится поспешать.

О том, какая из них страшнее, Константин и сам не знал. У страха глаза, как известно, велики, поэтому количество, которое назвал ему гонец, прибывший с восточных рубежей княжества, из-под Ижеславца, можно было смело делить пополам, а если как следует подумать, то и еще раз уполовинить. Хотя все равно оставалось много — тысячи три-четыре. Русские-то они русские, но, во-первых, далеко не все — дикой мордвы больше половины, а во-вторых, жечь и грабить будут точно так же. Обычаи сейчас такие, ничего не попишешь.