— Что ж ты так, Еремей Глебович? — повернулся Константин к смущенному боярину, но, не дав ему ничего сказать в свое оправдание, лишь досадливо махнул рукой. — Ладно, ничего страшного. Могу и повторить, но только кратко. А желаю я ряд с вашим городом заключить, дабы взять его под свою руку и княжить в нем в мире и согласии со всеми вами. Перечислять ничего не стану, а скажу сразу — все прочие права и вольности ваши при вас и останутся, урезать я их не собираюсь, посему, думаю, договоримся, владыка Симон сей ряд благословит, после чего можно и въезжать в город.
Владимирцы загудели, переговариваясь. Константин не прислушивался. А зачем? Если у каждого второго по лицу довольная улыбка гуляет, то тут и без слов понятно — согласны люди. Он перевел взгляд в сторону другого стола. Так, купцы вроде бы тоже возражений не имеют. Ну да, слыхали уже, как он у себя в Рязани о торговом люде заботится. Одно только затеянное строительство каменного гостиного двора и складских помещений для купеческих товаров чего стоило.
Правда, боярин помалкивает, да не просто, но явно спросить что-то хочет, да и епископ тоже суров лицом. К чему бы оно? Ну-ка, ну-ка…
— Как я вижу, Еремей Глебович спросить кой-что желает, — громко произнес он. — Что ж, говори, боярин. Отвечу прямо тут, без утайки.
Еремей Глебович откашлялся и степенно начал:
— Что откуп малый с града берешь, то славно, княже. И за то, что полон готов вернуть, поклон тебе низкий. А как с княжичем малым будет? Ему ты какую долю определил? Мы ведь всем градом ныне за осиротевшего Всеволода Юрьевича в ответе.
— Помимо отца у него еще и мать есть, — не выдержав, перебил Константин.
— Была, — поправил князя Еремей Глебович и, обведя строгим взглядом всех присутствующих, сухо пояснил: — Меня холоп почитай у самых ворот догнал да на ухо шепнул, что кончается мати его княгиня Агафья, жена княже Юрия Всеволодовича. Уж очень она тяжко весть о смерти князя приняла, а тут еще схватки начались, вот дите мертвым и родилось. Уж и не ведаю, застану ли саму ее в живых, чтоб последний наказ выслушать, али как. Хотя и без того ведаю, в чем он. — И боярин выжидающе уставился на Константина.
— Это ты про меня, боярин, намек такой подпустил? Дескать, я его, по-твоему, осиротил? — резко поднялся из-за стола Константин. — Ишь ты! А кто стал первым рати собирать, дабы соседа своего изобидеть? Лучше спасибо сказал бы, что мы с умом воев ваших встретили, до настоящей сечи дело не довели, иначе сколько бы здесь отцов без сыновей остались! Или тебе дела до их сыновей нет? — Он обвел широким жестом сидящих. — Напрасно. Если призадуматься, они-то как раз самые безвинные и есть, потому как молодые, в разум еще не вошли. Князю Юрию на то не сослаться — ему, почитай, четвертый десяток лет пошел[34]
, да и брат его, Ярослав, немногим моложе. И вина в сиротстве Всеволода не на мне лежит, а на отце его. Что же до Агафьи Всеволодовны, то тут и вовсе не моя воля. Чья? — Он выразительно развел руками и сам же веско ответил, как припечатал: — Божья. Верно я сказываю, владыка?Однако Симон не ответил. Правда, кивнул, да и то как-то загадочно, чуть ли не наискосок — понимай как хочешь, «да» это или «нет».
— А все-таки ты не ответил, княже, — не сдавался боярин, — не сбираешься ли ты мстить дитяти?
— Я, в отличие от владимирских князей, зверствовать не собираюсь, — усмехнулся Константин. — Это покойный Всеволод Юрьич очи своим сыновцам выкалывал, да и моему деду заодно[35]
. Мне же такое не с руки, ибо я сюда не оместником пришел. Хоть в Писании и говорится о карах до седьмого колена, но я так мыслю: дети за отцов не в ответе.Еремей Глебович согласно кивнул, но не угомонился, уточнив:
— Кем же он станет? Изгоем?[36]
— Ну почему ж изгоем? — примирительно ответил Константин и вновь напомнил: — Говорю же, что я не из рода Мономашичей. Это Андрей Боголюбский своих единокровных братьев вместе с вдовой отца аж в Византию выгнал, а я… Ну во Владимире княжичу, конечно, сидеть не судьба — пусть батюшке своему спасибо скажет, кой к дурным советчикам прислушивался. Да и в Суздале с Ростовом Всеволоду тоже делать нечего. Однако в изгои ты его рано поместил, ибо совсем бездолить его не стану. Слыхал я, что Юрий Всеволодович своим сыновцам Константиновичам щедрой рукой Переяславль Русский выделил. Да не один град, а целое княжество. Отбирать его у них я не собираюсь, однако, раз так выходит, чуток потесню. Думается, от потери одного Остерского Городка они не больно-то обеднеют. Вот туда-то его и отвезут со всем бережением.
— Больно беспокойное место ты ему избрал. На самом рубеже со степью, — проворчал, но больше для приличия, отчасти успокоенный Еремей Глебович. — Там дружина знатная нужна.
— Потому и даю Остерский Городок, — возразил Константин. — Он-то близ Десны лежит, и по соседству не степь — черниговские земли. А что до дружины, то тех сынов боярских, которые тоже без отцов остались, как раз на всех четверых хватит. Да и… дядька-наставник тоже имеется — князь Ярослав. Вот он от ран оправится и…