Знак небес

Тот неуверенно пожал плечами. Неизвестность, конечно, штука плохая, но лучше уж она, чем то страшное, что он может сейчас услышать. В голове мастера зашумело, в горле неожиданно все пересохло, и он не своим — чужим голосом выдавил из себя с натугой:

— Да уж… хотелось бы… Кровь родная как-никак. — И с тревожным ожиданием уставился на Константина, который — показалось или впрямь? — одними глазами, легонько, обнадежил его.

Да нет, не показалось, вон и легкая улыбка в уголках княжеских губ появилась. Неприметная вроде, еле видна под бородкой, но Бучило зорок был, вмиг узрел. Когда речь о родных сыновьях идет, любой отец самую крохотную мелочь углядит.

— Живы твои сыны, коваль, — просто сказал князь и уточнил: — Оба живы. Правда, у старшого левая рука немного поранена. Но лекари у нас хорошие, мазь ему нужную на рану наложили, перевязали. Думаю, через пару седмиц она у него совсем заживет. Он у тебя крепкий парень, Боженко-то.

Пимен потер лоб, старательно припоминая подробности, и что-то коротко шепнул князю, который, усмехнувшись, добавил:

— А младшему твоему, Петраку, мои вои, — (коваль вновь затаил дыхание в тревожном ожидании), — ба-альшущую шишку на лоб посадили.

Бучило счастливо заулыбался.

— Вот домой вернется, я ему вторую посажу, — скрывая за напускной суровостью звонкую щенячью радость, грозно пообещал он.

На той стороне стола, где сидели владимирские ремесленники, вмиг стало оживленно. Лица у всех повеселели. Вроде бы хорошая весть одного коваля касалась, но как же тут не порадоваться за соседа.

— А мой-то как, княже? Чурила я, из древоделов, дома ставлю, — робко подал голос сухощавый мужичок. — А сынка моего Кострецом кличут. Здоровый он такой, в сажень ростом вышел, да еще без малого локоть добавить надо. Про него не поведаешь?

И вновь повторилась прежняя процедура, но на сей раз — коли человек сам представился — обошлось без Хвоща. Пимен, услышав, о ком идет речь, не замедлил с подсказкой для князя.

— С ним малость похуже, — сказал Константин с видимым сожалением. — До весны твой Кострец тебе не помощник — плечо ему посекли.

— До весны, — облегченно повторил Чурила. — Да хошь до осени. Главное — жив.

— А мой братанич? Михасем его кличут, — пробасил непомерно здоровый в плечах мужик. — Гавря я, старшина всех владимирских кожемяк. Так как с братаничем-то? О нем тебе не ведомо? Я ведь ему стрыем довожусь, а отца с матерью у него и вовсе нет.

Пимен, хмыкнув, на сей раз не стал заглядывать в список и негромко произнес:

— Тот самый, княже.

Константин кивнул и, посуровев лицом, ответил:

— У него дела плохи. Животом мается.

Кожемяка побледнел. Да и то взять, рана в живот всегда справедливо считалась одной из самых страшных. После нее человек если и выживал, что бывало нечасто, то прежнего здоровья все одно уже не имел.

— Может, натощак подранили, — вполголоса пробормотал он и с надеждой уставился на князя.

— Если бы натощак, то он бы брюхом не маялся, — возразил Константин. — А так он близ Коломенки все кусты запакостил, не говоря уж про свои порты. Жаль, что в реке вода студеная, а то бы мои ратники так его с голым задом и оставили бы отмокать до утра.

— Так это оно что же — не ранило его, стало быть, в живот? — начало доходить до Гаври.

— Какое там ранило. Обожрался он чего-то, вот и все. — И под дружный хохот присутствующих Константин добавил, уже не скрывая своей улыбки: — Его и вязали-то, когда он со спущенными портами в кустах сидел. Поначалу ведь думали — затаился. Чуть не зарубили. Ну а когда пригляделись да принюхались, поняли, что иным делом храбрый вой занят.

— А мой как, княже?.. — приподнялся было из-за стола сухонький старичок, но договорить не успел.

Боярин Еремей Глебович, устав терпеть, не выдержал, негодующе крякнул и стал привставать с лавки. Однако произнести резкое слово в адрес тех, кому свои плошки дороже городского котла, Константин ему не дал. Повелительно махнув рукой — дескать, погоди, не договорил я, — князь обратился к остальным:

— Чтоб и прочие успокоились, отвечу сразу всем. Тут у моего чернеца список погибших владимирцев имеется да другой, с ранеными. Так вот, больше ни в одном из них ваших сыновей нет, а касаемо прочих родичей, мыслю, сами все прочтете… после того как мы с вами все остальное обговорим. — Он обвел строгим взглядом присутствующих, выждал, пока воцарится тишина, и продолжил: — Что же до вольностей и прав ваших городских, то о том мое слово вам тоже известно. — Но, заметив несколько недоуменные лица, уточнил: — Или вам боярин того не сказывал?

Кто-то смущенно кашлянул, кто-то крякнул, кто-то пожал плечами. Самым смелым оказался Чурила, вслух озвучив то, что не решались произнести остальные:

— Не больно-то мы велики, чтоб таковским с нами делиться. Иное дело руду проливать да на стенах стоять — там про нас не забывают, а тут…