Знак небес

Про Ярослава Константин слегка подзагнул. Раны у него были страшные. Чудо, что его удалось живым довезти до Владимира. Да и лекари уверяли, что переяславский князь не жилец. Все. В один голос. Правда, кроме Доброгневы, которую Константин к Ярославу не подпустил, ссылаясь на то, что у лекарки и без того трудов выше головы. Единственное, что рязанский князь взял от нее для переяславца, так это поддерживающее силы питье, чтобы продержался. Коль остальные лекари сказали, что тот все равно умрет, пусть это случится во Владимире.

Но сейчас, говоря о тяжело раненном князе, Константин постарался вложить столько уверенности в свой голос, что боярин, у которого язык чесался добавить: «Если выживет», вслух так ничего и не произнес. Вместо этого Еремей Глебович уточнил:

— Стало быть, ты и его изгоняешь?

— Вежества он напрочь лишен. Все обидеть норовит, — криво ухмыльнулся Константин. — Еще одного такого соседа заиметь — и никаких ворогов не надобно, а потому пусть лучше подальше от меня держится. Али сами не ведаете, что по его наущению с моей Рязанью учинили и по чьей милости я ныне вдовец?

— Христос заповедал молиться за обижающих нас, — нравоучительно начал епископ, но Константин перебил:

— Молиться — да, но даже в святых книгах не говорится, что я должен возлюбить убивающих меня. И его счастье, что я помню заповеди Христа, а то и впрямь не сумел бы удержаться. Да и зачем он вам? — обратился князь к остальным присутствующим. — Я так мыслю, что и у владимирцев на него изрядная обида. Если бы не Ярослав, то Юрий ваш и к Липице не пошел бы, а уж там людишек полегло не в пример больше, чем ныне под Коломной. Мыслится, что его-то и надо считать главным виновником сиротства малолетнего Всеволода, а потому пускай теперь и искупает свою вину. Опять же и град Владимир стольным градом Ярослава никогда не был. Помнится, он в Переяславле-Залесском сиживал. — Он нахмурился, скрипнул зубами и угрожающе продолжил: — До коего я покамест не добрался. Но ничего. Мыслю, через седмицу и до него дотянусь. — И его крепкий кулак негромко, но увесисто опустился на столешницу.

Еремей Глебович опасливо покосился на рязанского князя и, кляня себя в душе за то, что невольно задел Константина за живое, примирительно развел руками, давая понять, что ему все ясно, да и сам он в общем-то согласен, так что в крик ударяться ни к чему.

«Кажется, сработало, — довольно подумал Константин, продолжая мрачно хмуриться. — Вот и хорошо. Пусть прикинут в своих фантазиях, что я с городом своего заклятого врага учиню, авось посговорчивее станут».

Наступила пауза, которую вновь прервал владыка.

— Ну с княжичами все понятно, — вздохнул Симон. — И мастеровому люду ты все славно обсказал. Опять же, пока шел сюда, смердов не зорил, селища не жег. То ты по заповедям божеским поступал. Одначе ты вот тут заикнулся о благословении ряда с городом, а об уговоре с церковью ни слова. Оно конечно, пустяк, но положено так, чтоб новый князь каждый раз грамотки прежние своей дланью подтверждал.

«Вот оно, — мелькнуло в голове у Константина. — Началось. Жаль, что прямо сейчас. Куда лучше было бы после подписания договора с городом. Ну да что уж теперь — отступать-то все равно нельзя».

Глава 8 Сам промахнулся, сам и выкручусь

Какой смысл лгать, если того же результата можно добиться, тщательно дозируя правду?

Уильям Форстер

Насколько Константин помнил из истории, прежние владимирские князья, начиная с Андрея Юрьевича — не зря же церковь прилепила этому надменному и жестокому князю прозвище Боголюбский, хотя за одно безжалостное разорение Киева он заслуживал проклятия, — и без того выделили церкви непомерно много от своих доходов.

«Эх, жаль, я раньше не знал, что церковная десятина необязательна, а то бы ни за что не стал подписывать те грамотки, что мне подсунул епископ Арсений, когда я вышел из Глебова поруба. Но ничего, в Рязани-то попроще, можно и исправить, особенно с учетом того, что скоро в этой епархии будет наш человек, а вот тут надо сразу ставить все точки над «i». Этот бугай — не владыка Арсений, если и отдаст богу душу, так лет через двадцать, не раньше, поэтому такой ошибки допустить ни за что нельзя».

Константин припомнил, как буквально накануне он заглянул в одно из сел поблизости от его стана. Вспомнил он и свое удивление, когда в ответ на княжеские слова о том, что дани теперь они будут платить ему, услышал не просто охотное согласие, но радость. Да-да, народ буквально взревел от ликования, принявшись униженно благодарить его и приговаривать, что, слава богу, закончились наконец их страдания и мучения, а уж они князю завсегда порадеть готовы, лишь бы он их никому от себя не отдавал.