А вот это очень сомнительно. За окном ранние сумерки, но вокруг него мгла сгущалась, становясь мраком и делая фигуру едва различимой. Он положил яблоко на журнальный стол, воткнул в него нож и, потянувшись, включил торшер. Желтый свет падал на его лицо: лицо мужчины из моих снов, с резкими и прекрасными чертами актеров пятидесятых годов. Из тех, что плачут, напиваясь, и умирают молодыми.
– Это ты, – пробормотала я, путаясь в словах и мыслях.
– А ты кого ждала?
– На самом деле мы никогда не виделись, – цепляясь за остатки здравого смысла, сказала я.
– Да? Выходит, ты ни черта не помнишь? Ну, хоть ума хватило уйти из его дома, там бы я тебя при всем желании не достал. Он один?
– Нет, – покачала я головой, – там Поэт и Воин.
– Я не их имел в виду. Слуги с ним?
– Слуги? – Я начинала чувствовать себя пациентом психушки. Или этот красавец прямиком оттуда? Но разговор продолжила: – Лионелла Викторовна? Экономка? Есть еще Василий Кузьмич, работает в магазине.
– Ясно, Сова и Кот.
– Да? – со все возрастающим беспокойством переспросила я.
Мой гость вдруг рассмеялся, весело, до слез.
– Это просто символы, детка. Я не имею в виду, что они перекидываются в эту живность. Сова следит за порядком, функция кота – охрана рубежей. Обоим на вид лет по семьдесят?
– Да.
– Он давно их с собой таскает.
– Он – это Бергман? – решилась спросить я.
– Наверное.
– А… кто он? – Мысль о том, что я разговариваю с пациентом психушки, меня не оставила, но любопытство значительно перевешивало здравый смысл, очень хотелось хоть что-то узнать о Максимильяне.
– Сам-то он кем себя считает? – серьезно спросил гость.
– Падшим ангелом, – немного стыдясь и ожидая услышать неизбежные насмешки, ответила я.
Он действительно вновь засмеялся.
– Падший ангел? Остроумно.
– А ты? Ты тот, кого мы ждем?
– А кого вы ждете?
И вновь я почувствовала неловкость, отвечая на его вопрос.
– Какого-то колдуна.
– Ну, вы его долго ждать будете, – произнес гость с неожиданной злостью. – Собака бегает за хвостом, а он за самим собой.
– Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, твой Бергман – тот, кого мы когда-то поклялись убить. Лучше бы нам попридержать свои клятвы, упокоились бы в мире и не устраивали раз за разом этих гонок.
– Я не поняла, – заволновалась я, точно в разговоре с психами возможно что-то понять. Нашла о чем сокрушаться. – Если Бергман тот, за кем мы охотимся, то кто тогда ты?
– Официально: хозяин тайн, враг колдунов и несправедливостей. А попроще: полицейский иного мира, гарант порядка. Инквизитор, если угодно. Это все в прошлом, конечно.
– Знаете, – вздохнула я, переходя на «вы». – Раньше у меня в друзьях было три конченых психа, теперь четвертый объявился. И что-то мне подсказывает – ваш случай самый запущенный.
– А что ты хочешь? – пожал он плечами. – Ты ни черта не помнишь. Об этом он позаботился. Если и возникнут воспоминания, то только те, что нужны ему. А в раскладе ты главная карта. Ему надоело бегать от нас, и он сменил тактику, став одним из четверки. Все гениальное просто.
– Я правильно поняла: он нашел нас и теперь морочит нам головы? Тогда почему он не добрался до вас?
– В колоде нет моей карты, – заявил он с таким видом, точно это все объясняло. – Ну а потом, окажись нас пятеро, неизбежно возникнет вопрос: кто приблудный? Вне подозрений только ты.
Я всерьез начинала думать: мы сбежали из одной психиатрической больницы, потому что его объяснения в тот момент казались абсолютно здравыми. Психи, как известно, не считают себя психами.
Он взял нож и яблоко, отрезал кусок и протянул мне:
– Хочешь?
Я взяла и теперь жевала задумчиво.
– Слушай, – сказала, вновь переходя на «ты». – А можно без всей этой галиматьи объяснить, что вы не поделили с Максимильяном?
– Можно, – кивнул он. – Мы не поделили этот мир. Нам здесь не ужиться.
– Вот так просто, да?
– Конечно. Чаще всего мы и не догадываемся, какие силы приводим в движение, произнося свои дурацкие клятвы. Теперь бы и рады все назад отыграть, но… – Он развел руками. Доел яблоко, отнес нож в кухню и, стоя в дверях, сказал: – Пользы от тебя никакой. А жаль. Я рассчитывал: увидев меня, ты вспомнишь.
– Вспомню что? – поднимаясь, спросила я. Он криво усмехнулся и сделал шаг, а я испугалась, что он уйдет. – Максимильян сказал, ключевая карта – Девушка, – быстро заговорила я. – Рядом с ней лучший друг, злейший враг и возлюбленный.
– Хочешь знать, кто я? – вновь усмехнулся он. – Я твой самый злейший враг.
Мы стояли друг против друга, и в его взгляде исподлобья была ярость, а еще тоска. Глухая, неизбывная, которая отдалась во мне острой болью, и я спросила едва слышно, с трудом преодолевая эту боль:
– Кем я была для тебя?
Он так долго медлил с ответом, что я успела подумать: и не ответит вовсе.
– Ангелом, – произнес он едва слышно. – Смыслом моей жизни, – и тьма отступила на миг от его лица, сделав его прекрасным: нагим и бесстрашным. – Потом последней тварью. Ты предала меня, а я не смог простить. От великой любви до великой ненависти всего полшага. Пользы от тебя по-прежнему я не вижу, – добавил он совсем другим тоном. – Так что прощай.