Знак с той стороны

Алик Дрючин хлопотал, как заботливая супруга, встречающая мужа после долгого отсутствия. Накладывал жареную картошку, котлеты, пододвигал банку с маринованными огурчиками. Наливал в кружку пива и спрашивал:

– Не теплое? Нормально? Забыл сразу поставить в холодильник…

Шибаев почувствовал что-то вроде угрызений совести и подумал, что Алик сейчас – как рыцарь на распутье: одинок, без любимой женщины, без интересных событий в жизни, и он, Шибаев, у которого жизнь не в пример богаче и бьет ключом, должен поддерживать друга морально, уверять, что все будет хорошо, если не сегодня, то завтра непременно, и напоминать, что жизнь – зебра, а значит, полосатая. Но беда в том, что Шибаев не умеет утешать, скорее наоборот, готов зубоскалить почем зря по любому поводу. Сердцем понимает, а голова не дает выразить. Алик, к счастью, пропускает шибаевское зубоскальство мимо ушей, равно как и Шибаев Аликово занудство, тут у них паритетные отношения. Всегда, но не сейчас. Сейчас Алик чувствует себя брошенным, никому не нужным и оторванным от текущих событий.

– Ты подрался? – спросил он, перебивая ход мыслей Шибаева. Алик обожал всякие подробности про шибаевские драки, ему вообще нравилось все брутальное, грубое, вроде кино и сериалов про ментов и бандюков. Шибаев фыркал: опять шелупонь всякую смотришь, не надоело? Но Алику не надоедало.

Шибаев, успевший уже забыть о ночных приключениях, потрогал скулу и кивнул.

– С кем? С Богдановым?

Шибаев рассмеялся.

– С Богдановым? Нет. Я не подрался, меня спустили с лестницы.

– Тебя спустили с лестницы? Кто? – Алик вытаращил глаза и отложил нож и вилку.

«Ты позволил спустить тебя с лестницы?» – услышал Шибаев в тоне Алика.

– Если бы я знал!

– Когда?

– Прошлой ночью. Я поднимался по лестнице, было темно, светил фонариком себе под ноги, а он стоял наверху и ждал. А потом приложил. Я и слетел.

– Тебя же могли убить!

– Вряд ли, там невысоко. А вот сломать что-нибудь – запросто. Повезло. – он снова потрогал синяк.

– Ты поднимался к Яне?

Шибаев ухмыльнулся:

– Я был в доме Ады Романовны. Он сейчас пустой.

– Ты был в доме Ады Романовны? Зачем? – Алик сгорал от любопытства.

– Как тебе сказать… – Шибаев тоже отложил вилку и задумался.

– Тебя терзают смутные подозрения? – догадался Алик. – О чем? Ты считаешь, что смерть Ады Романовны… Что ее убили?

– Не знаю. Не буквально.

– Что значит не буквально?

– Не буквально значит, что ее… Не спускали с лестницы и не сыпали в кофе цианистый калий.

– А что тогда?

– Как, по-твоему, можно ускорить кончину больного человека с нестабильной психикой?

– Разве у нее была нестабильная психика?

– Последнее время она терзалась чувством вины и начала поиски сына покойного мужа, – принялся терпеливо объяснять Шибаев. – Как, по-твоему, человек со здоровой психикой стал бы заморачиваться поисками чужого сына? Она была сильной женщиной, но перед смертью заметно сдала.

– Зачем было убивать ее? Она и так умирала.

– Я сказал ускорить, а не убивать. Это не одно и то же.

– Как?

– Представь себе, Дрючин, что ты в большом холодном доме, построенном на старом кладбище… Да, дом построен на старом кладбище, – сказал он, видя, что Алик открыл рот. – Представил? Хорошо. Ты болен, терзаешься чувством вины, одинок. У тебя бессонница. Ты лежишь ночью без сна, перебираешь свою жизнь, все совершенные тобой гадости и подлости, и слышишь, как в коридоре кто-то ходит… Пол там деревянный и скрипит. А потом вдруг включается музыкальная шкатулка, которую тебе тридцать лет назад подарил любимый муж… То есть в твоем случае жена. Ночь, кромешная темень и звуки старинного вальса. И появляется вся в белом твоя покойная жена, которую ты доводил и пил ей кровь, и смотрит на тебя взглядом печальной коровы… Как тебе картинка?

– В смысле?

– Дрючин, что тут непонятного? Включилась музыкальная шкатулка, и появилась твоя жена.

– Сама? Шкатулка?

– Ада Романовна ее никогда не включала, потому что там что-то заедало, и она не работала.

– Не понял! Кто же ее включал? И почему она вдруг заработала?

– Мне тоже интересно кто.

– Галлюцинация? И муж тоже галлюцинация или во сне?

– Не исключено. То есть сейчас я уже не уверен. Я осмотрел механизм…

– Но тебя же… – Алик запнулся.

– Меня же, как ты говоришь, но не насовсем, не до смерти; я выжил, пришел в себя и пошел наверх, в спальню Ады Романовны посмотреть на эту шкатулку. А этот тем временем удрал. Впрочем, не факт, что это был «этот». Может, «эта».

– Эта? – поразился Алик. – Ты хочешь сказать, что тебя могла… э-э-э… женщина?

– Вполне. Ты же знаешь, какие сейчас женщины. Сам говоришь, мужики в юбке. Вот такой мужик в юбке… Хотя не факт, что в юбке. Я ее не видел, там было темно. Скорее всего, в штанах.

Алик покрутил головой, переваривая информацию.

– А что с механизмом?

– На механизме свежие царапины, кто-то его раскручивал.

– Шкатулку чинили? – догадался Алик. – А кто?

– Можно было бы проверить на отпечатки пальцев, но, сам понимаешь, это сложно, нет у нас такой возможности, Дрючин.