Знак Саламандры

– Я с техотделом договорюсь, чтоб удалённый доступ к базе открыли, – поясняет он. – Мы с шефом уже обсуждали возможность работать из дома, если вдруг что, должно получиться. Ну и вещи какие-то привезти надо, а то, правда, сижу в трусах, как дурак… Я быстро, честно, даже соскучиться не успеешь.

Открываю рот, чтоб сказать, что даже и не собиралась скучать, потом вздыхаю и киваю. Сашка протягивает руку, поддевает кончиком пальца мой подбородок, и я слегка отвлекаюсь – ему, наверное, тоже не так просто поверить, что все эти жесты и прикосновения теперь позволены. Ловлю его руку, прижимаюсь виском к ладони.

– Успею. Но если быстро, то ладно.

Он неуверенно улыбается, я тоже улыбаюсь и быстро утыкаюсь в кружку. Утомил меня этот детектив, пусть Князев со всем этим возится, ему зарплату платят, в конце концов. А я под арестом, я имею право сидеть дома, ничего не делать и…

Сходить с ума от скуки и ощущения невнятной тревоги.

Сперва всё в целом неплохо. Успокоительный чай действует, и меня не бесят ни оставшаяся с завтрака грязная посуда, ни заляпанная жиром плита, ни прочая хозяйственная суета. Даже то, что путающийся под ногами дракон норовит то сменить цвет, то стать полупрозрачным, из равновесия меня не выбивает, я даже не вздрагиваю. Правда, если верить зеркалу, глаза у меня в эти моменты вспыхивают почти натуральным огнём, и я наконец понимаю, откуда берётся это ощущение жара под веками при сильном эмоциональном напряжении.

Полчаса уходит на то, чтобы потренировать новую способность и помечтать о том, как буду смотреть на особо надоедливых персонажей на работе. Небось, тот скандальный директор не посмел бы повышать голос, если б такое вот увидел! И Князев бы придержал дурацкие шуточки…

Хотя этот-то вряд ли.

«Этот» выходит на связь ровно в десять, не звонком, просто сообщением. В ответ на категорическое «Ты где?», как никогда, хочется ответить в рифму, но я сдерживаюсь и высылаю фотки вымытой посуды и запущенной стиральной машины. В ответ приходит стикер с большим пальцем – и всё. Я некоторое время размышляю, не стоит ли позвонить самой, но Князев ведь может быть за рулём, у эксперта, на совещании, в суде, на допросе… Увы, рассказать, кто и зачем их послал, мёртвые полицейские уже не смогут, но наших с Сашкой показаний должно было хватить, чтобы если и не задержать Элис, то хотя бы задать ей несколько вопросов. Будет плохой идеей отвлекать капитана от работы в такой момент.

Наверное.

Ещё через полчаса приходит сообщение от Сашки: «Включи кофеварку». Интересуюсь зачем, но в ответ приходит только лаконичное «Надо», снабжённое подмигивающим смайликом и парой сердечек. Надеюсь, это означает, что он скоро приедет, а то успокоительный чай – это, конечно, хорошо, но не так чтобы надолго.

Обычно я пользуюсь туркой, а то и вовсе пью растворимый, если лень возиться, но агрегат, подаренный мамой, стоит на кухонной полке. Пожимаю плечами, включаю кофеварку в розетку…

– Приве-е-ет!

Нет, всё-таки очень хороший чай. Я только на пару мгновений задерживаю дыхание и вспоминаю несколько непечатных слов, когда рядом появляется Настасья – а ведь могла бы шарахнуться и снести, к примеру, стол.

– Привет, – говорю. – Предупреждать же надо!

Кофейная барышня хитро улыбается. При дневном свете она выглядит непривычно яркой и плотной: коса отчётливо рыжеет, с лица уходит призрачная зелень, зато сарафан наливается тёмным малахитом и блестит.

– Сюрприз! – Она подмигивает Гошке, который ради встречи со знакомой тётенькой забрался на стол, потом заглядывает в кофеварку и командует: – Так, давай кофе и что у тебя из специй есть. И рассказывай, как дела, меня только до обеда отпустили.

И я рассказываю. Настасья ахает, округляет глаза, хмурит брови, а в особо эмоциональных местах прикрывает рот узкой ладошкой. Впрочем, расследование её интересует куда меньше, чем мои отношения с Сашкой – тут она едва ли не светится и требует подробностей, а я смущаюсь и пытаюсь как-то обойти особо интимные моменты. Но это куда веселее, чем переживать о погибших полицейских, и мы упоённо болтаем под офигенно вкусный кофе ещё часа полтора, пока я внезапно не соображаю, что объекта обсуждения что-то долго нет.

Мне вдруг становится холодно.

Прерываюсь на полуслове, хватаюсь за телефон, тот показывает двенадцать часов. С Сашкиного номера идут длинные гудки, но трубку он не берёт. Прикрываю глаза, медленно считаю до десяти, потом смотрю на Настасью. Та, поняв без слов, касается кончиками пальцев бока кофеварки и растворяется в воздухе. Гошка возмущённо фыркает и внезапно растворяется тоже, я замираю, но тут раздаётся подозрительное шуршание в вазочке с конфетами, и нарушителя удаётся отловить даже в невидимом состоянии.

Прижимаю дракона к груди и ещё раз набираю номер. Нет ответа. Опять нет ответа. Снова нет ответа…

Минут через десять Настасья снова проявляется у стола, и мне кажется, что она бледнее, чем была.