Знак священного

Если Вебер и мог когда-либо подписаться под упрощенными тезисами, какие ему приписывают, та же немецкая мысль отмела их после еще более разрушительной катастрофы во Второй мировой войне. Уже не осталось возможности во имя нейтральности науки освободить ее от всякой ответственности по отношению к политическому процессу. Наука, несомненно, принимает решения, но так, как это может делать коллективный безличностный механизм, слепой, безымянный, бездумный – Хайдеггер обобщил подобный процесс выражением «наука не мыслит». Наука далека от нейтральности – она несет в себе замысел, в ней реализуется западная метафизика. Не менее знаменит другой афоризм того же автора: «Кибернетика – метафизика атомной эры». Речь идет о той самой кибернетике, прародительнице когнитивных наук, в которой Хайдеггер видел апофеоз картезианского обещания сделать человека «хозяином и повелителем природы».

Соглашаться с Хайдеггером не обязательно, и я с ним не согласен. Но следует отметить, что мысль Макса Вебера сложнее того, что из нее обычно извлекают, – в частности, это касается роли науки в «расколдовывании мира». Он пишет следующее:

Прежде всего уясним себе, что же, собственно, практически означает эта интеллектуалистическая рационализация, осуществляющаяся посредством науки и научной техники. Означает ли она, что сегодня каждый из нас, сидящих здесь в зале, лучше знает жизненные условия своего существования, чем какой-нибудь индеец или готтентот? Едва ли. Тот из нас, кто едет в трамвае, если он не физик по профессии, не имеет понятия о том, как трамвай приводится в движение. Ему и не нужно этого знать. Достаточно того, что он может «рассчитывать» на определенное «поведение» трамвая, в соответствии с чем он ориентирует свое поведение, но как привести трамвай в движение – этого он не знает. ‹…› Следовательно, возрастающая интеллектуализация и рационализация не означают роста знаний о жизненных условиях, в каких приходится существовать. Она означает нечто иное: люди знают или верят в то, что стоит только захотеть, и в любое время все это можно узнать; что, следовательно, принципиально нет никаких таинственных, не поддающихся учету сил, которые здесь действуют, что, напротив, всеми вещами в принципе можно овладеть путем расчета. Последнее в свою очередь означает, что мир расколдован. Больше не нужно прибегать к магическим средствам, чтобы склонить на свою сторону или подчинить себе духов, как это делал дикарь, для которого существовали подобные таинственные силы. Теперь все делается с помощью технических средств и расчета. Вот это и есть интеллектуализация[62].

Таким образом, расколдовыванию не обязательно сопутствует обретение некоего знания или умения, и на самом деле в обществах, чье развитие задано наукой и техникой, подавляющее большинство граждан ни знаниями, ни умениями не обладают[63]. Расколдовывание, то есть исчезновение магического восприятия мира, парадоксальным образом само оказывается актом веры.