Знак Вирго

Жизнь входила в колею. Вскоре отец начал ездить на работу, откуда приходил теперь значительно раньше, и за ним уже не присылали машину. Зато, как и прежде, делал вкуснейшие бутерброды Юре и Жене; как прежде, шутил и пел забавные тирольские песни, смешно коверкая немецкие слова; как прежде, уходил изредка в театр или в гости с Надеждой Александровной. С Юрой он побывал у двух своих старших братьев — у одного из них Юра довольно долго жил, пока отец был в заключении; другой — на это время прекратил всякое общение с их семьей, чего Надежда Александровна не хотела ему простить, но отец, видно, придерживался другого мнения.

(И я, беспринципный старый хрен, не нахожу в себе сейчас — не в пример некоторым моим друзьям-ригористам — ни охоты, ни права осуждать дядю Михаила и подобных ему. Ну, не все родятся, чтобы закрывать собой амбразуры — иначе количество трупов на квадратный километр планеты стало бы неизмеримо больше. Особенно в нашей стране.)

Самуил Абрамович вернулся из заключения раньше срока. Однако, был ли он реабилитирован, так и осталось неясным. Впрочем, Юра в бесчисленных анкетах осмеливался не упоминать об аресте отца. И никто его ни разу не засёк: видимо, никто и не читал этих анкет. А где надо, все равно, обо всем помнили — иначе не вызывали бы отца в течение нескольких последующих лет к следователю в недра Бутырской тюрьмы…

Совсем расхотелось Юре в последнее время ходить в школу. И вообще-то неинтересно, тошно, но главное — из-за Факела Ильина. Просто озверел парень: дразнит и дразнит, козявка такая! Неизвестно из-за чего, зачем. Без отдыха — и на уроках, и на перемене. У Юры от обиды глаза начинают внутри круглеть, он ничего не соображает: ни что Факелу сказать, ни как учительнице ответить, если во время урока… Неужели Факел сам не понимает, как неприятно? Кажется, кто-кто, а он должен понимать. Недавно на переменке… идет по залу, а Лесин ему:

— Эй, Фонарь, пойди сюда!

Факел подошел и молча ударил Лесина в подбородок.

— Ты что? — крикнул тот и рукой закрылся.

— Дурак длинноносый, лопоухий, ненормальный, — спокойно перечислил Факел. — Еще получишь!

— Правильно, — сказал Божко. — Д-дай ему, Фёкла!

— А ты молчи, заика паршивый, — так же спокойно сказал Факел и кинулся на Божко, хотя тот мог побороть его одной левой.

— Т-ты с-с ума с-сошел? — говорил Божко, отстраняя его, а Факел все лез и лез. — Р-ребята, да что он?.. З-злой к-какой…

— Какой есть, на переделку не лезть, — сказал Факел и отошел. — Знаешь, какой породы Баскервильская собака? — спросил он у Юры, словно ничего не произошло.

— Баскервильской, наверное, — ответил тот.

— Сам ты баскервильской. Она — мастиф. Даже помесь мастифа с догом… Пошли сегодня после уроков ко мне? Только чур я Айвенго!..

Родители Факела целый день на работе, Юра их ни разу не видел, а дома всегда тетка — добрая до невозможности, всему верит, и такое впечатление, что побаивается племянника. Называет она его «Федя», но когда Юра однажды назвал его тоже так — думал, лучше будет, — Факел прикрикнул:

— Перестань! Я же тебя не называю «Петя» или «Вася»…

В тот раз, когда они пришли, тетка, как всегда, спросила:

— Что в классе-то было, Федя?

— А чего было? Два «неуда» схватил, замечание от заведующей и еще рояль в зале разбил… Черные ноты в одну сторону, белые в другую…

— Ой! — сказала тетка. — Как же так?

— Очень просто. Долго ли умеючи?

— Зачем ты, Факел? — сказал Юра. — Неправду он говорит.

— А чего она всегда пристает?! «Что в классе, что в коридоре, что во дворе?..» Надоело! Дел у нее других нет…

— Ну, ладно, ну, перестань, Федя, — сказала тетка. — Что ты, в самом деле? Поиграйте лучше. Я сейчас покушать сготовлю.

Они пошли в другую комнату и начали сражаться с переменным успехом. Но в конце-концов Юра сбросил его с коня на диван, прижал и завопил:

— Сдаешься?

Факел молчал. Юра прижал сильнее.

— Обещай выкуп, тогда отпущу!

— Пусти, дурак! — спокойным голосом сказал Факел. — Пусти, лупоглазый!

— Мы же играем, — сказал Юра. — А ты…

— Лупоглазый, — повторил Факел. — Рыбий глаз.

— Ну, и не надо, — сказал Юра и встал с дивана.

Он подошел к окну, начал глядеть на крыши. Он глядел и думал, как сейчас оденется и уйдет и не попрощается даже с теткой. А завтра в школе Факел первый подойдет и скажет: «Ты что, обиделся? Я же просто так…» А Юра отвернется и скажет Лесину: «Пошли сегодня на Патриаршии, там каток расчистили…» А с Факелом никогда в жизни не будет разговаривать… Еще ладно, был бы сильный, как Божко, а то — от горшка два вершка, пальцем ткни, упадет и не поднимется, а туда же… лезет…

— Хочешь мой альбом с марками посмотреть? — сказал Факел. — Там новые есть. Треугольные, с жирафом. Ньяса… И еще Тана-Тува…

«Какая сосулька красивая на трубе, — подумал Юра. — …Ни за что с ним не заговорю, честное слово… Да, красивая… А упадет на голову, не поздоровится…»

— Лупоглазый — знаешь, что такое? Ничего обидного. Если глаза, как лупы. Так же здорово видят… А спорим, в нашем мозгу триллион клеток? Не меньше.

— Совсем не триллион, — сказал Юра. — Покажи альбом.