Знак Вопроса 2005 № 03

Согласно воле бога мессеняне собрали девушек рода Эпитидов, и жребий достался дочери Ликиска. Но Эпебол, бывший тогда одним из мессенских жрецов, сказал, что ее нельзя приносить в жертву, она — приемная дочь. Пока народ спорил, Ликиск с дочерью бежали в Спарту. Мессенян это происшествие очень расстроило, и они совсем пали духом, не зная, как умилостивить сотрясателей земли. Тогда к народу обратился Аристодем, тоже из рода Эпитидов, но более известный военной доблестью и любовью к отечеству, и предложил свою дочь в жертву. Не успели все вздохнуть с облегчением, — жених этой девушки, спасая ее, объявил, что она беременна и для жертвы не годится. Аристодем не поверил ему и своему позору, но, в конце концов, доведенный женихом до полубезумного состояния, вспорол живот дочери и не нашел плода. Народ набросился на жениха, чтобы растерзать за напрасную смерть и пятно детоубийства, но его защитил Энфай. «Девушка умерла, — сказал он, — воля Аполлона исполнена. Что ж вам еще?» Его поддержали и все Эпитиды, имевшие дочерей.

Узнав об оракуле и событиях на Итоме, теперь уже расстроились спартанцы, и цари даже не звали их на битву. Но через пять лет, когда страсти улеглись и многое позабылось, спартанцы погадали на печени, увидели, что себе вреда нет, и выступили на Итому. К этому времени Спарту ненавидели и Аргос, и Аркадия. Они готовы были помочь нам, но мы отказались, свято веря слову Дельф. И это сражение было повторением прежних, разве что Энфай действовал не совсем обычно для царя. Обгоняя свою ненависть и прокладывая себе дорогу через строй спартанцев, он стремился достать мечом Феопомпа, но получил несколько смертельных ран и упал. Многим мессенцам пришлось расстаться с жизнью, чтобы вырвать из рук спартанцев Энфая. Через два дня он умер. Царства его было тринадцать лет, и войны со Спартой столько же.

У Энфая не было детей, поэтому на его место претендовали сразу трое: Аристодем, полководцы Клеонис и Дамис, мой дед. Вы ведь знаете, что в обычае у нас называть внуков по деду, так что в семье всего два имени. Против Аристодема выступили тогда жрецы во главе с Эпеболом, утверждая, что он не достоин рода Эпитидов как дочереубийца, но народ не согласился со жрецами, и царем стал Аристодем.

Все наши цари были замечательные, но Аристодем превзошел их благородством. За годы правления он сумел подружиться со всеми, кроме спартанцев, и никто не желал ему ала, кроме спартанцев. Война тогда вылилась в чистый разбой. Разница лишь в том, что лакедемоняне грабили наши поля, а мы — периэков, так как сами спартанцы не сеют и не жнут, принуждая к этому остальных. В какой-то мере мы поступали несправедливо к безвинным периэкам, но, рассуждали мы, не все ли им равно, кто отнимет урожай: мессенцы или спартанцы.

Через четыре года обе страны, истощенные взаимными грабежами и тоскуя по нормальной жизни, оповестили друг друга о решающей битве, благодаря чему на помощь лакедемонянам успели подойти их союзники коринфяне, а к мессенцам на подмогу пришли отборные отряды из Аргоса и Сикиона, и аркадяие явились всем войском: ведь несмотря на приход дорийцев, аркадяне продолжали считать своими ближайшими родственниками мессенцев из древнейших родов, — когда-то их предки бок о бок сражались под Троей. Спартанцы поставили в центре коринфян и тех периэков, которым доверяли, сами же под водительством царей заняли края очень глубокой и плотной фалангой. Судьба центра войска их не волновала, они надеялись победить на флангах, а затем, повернувшись друг к другу, смять центр противника. Аристодем же поступил так: всех гоплитов он тоже построил в фалангу, но растянул ее как можно шире, чтобы не обошли с флангов, а легковооруженных, пращников, метателей дротиков и вооруженных дубинами (были и такие, из аркадян: пастухи в свиных и овечьих шкурах, спустившиеся с дальних гор) он спрятал в лесу у Итомы в засаде. Тяжеловооруженных лакедемонян было гораздо больше, чем мессенцев, строй их был глубже, поэтому они пошли в атаку, нисколько не сомневаясь, что с первого натиска обратят нас в бегство. Но мессеняне выдержали и первый, второй, а на третьем из леса выбежали засадные отряды и стали поражать лакедемонских гоплитов в задних рядах пращами и дротиками, самые же отчаянные подходили вплотную и бились на мечах. Но как только спартанцы всем строем поворачивались к ним, они отбегали к лесу, а спартанцы не преследовали их, опасаясь расстроить задние ряды. Это напоминало вот что: как если бы во время драки один на один противник, ухитрившись раздвоиться, втыкал бы тебе шило в зад, продолжая впереди орудовать кулаками. И спартанцы не выдержали, знаменитое их терпение лопнуло: то один, то другой выбегали из строя и гнались за обидчиком, но догнать не могли, им мешала тяжесть доспехов. Увидев это, гоплиты мессенян и союзников утроили натиск и смяли фалангу. Спартанцы побежали. Наши воины их не преследовали, по легковооруженные гимнеты догоняли и убивали в спину — неслыханный позор для спартанца…