Знак Вопроса 2005 № 03

Мессеиян Эвфай выстроил перед оврагом, надеясь, что вражеская фаланга, когда будет переходить его, расстроит свои ряды, после чего победить ее будет проще. Но и спартанцы это видели и не трогались с места. Битву, в виде отдельных стычек и поединков, вели лишь легковооруженные воины, но решить что-либо их действия не могли. Тогда Эвфай, понимая, что мессенцы могут противопоставить численному превосходству противника и его железной военной выучке лишь обиды и ненависть, приказал рабам в наступившую ночь обнести мессенский строй частоколом. Утром его приказ привел спартанцев в замешательство, так как идти на приступ они не могли, рискуя сломать фронт фаланги и действовать каждый за себя. Спартанцы ведь даже не преследуют отступающего противника, потому что боятся, увлекшись погоней, расстроить свои ряды и из победителей стать жертвой побежденных. Так уже с ними было. Запомните это раз и навсегда. Вся сила их в неприступности фаланги и четкости действий каждого, а приказы командиров они передают друг другу шепотом, чтоб не услышал враг.

Итак, поняв, что мессенцы их перехитрили, и не придумав ничего в ответ, спартанцы покинули поле боя на пятый день. Весь год над ними смеялись старики, издевались женщины, потешались дети, называя трусами и предателями, клятвопредателями. И спартанцы опять выступили, руководимые обоими царями — Феопомпом и Полидором, внуком приснопамятного Телекла. Мессенян вели Энфай и полководцы Антандр, Пифарат и Клеонис. Встав друг против друга, воины начали грозить оружием и ругать врага, как это и водится, для поднятия духа. Мессенцы называли спартанцев богоотступниками и выродками, недостойными общего предка Геракла, спартанцы же обзывали нас рабами и бабами, уклоняющимися от честного боя. Конечно, мы не могли сравниться с ними ни численностью, ни искусством вести войну, но мессенцы были на грани отчаянья, а раненый зверь, да еще защищающий детенышей, — опаснее стаи. Постепенно от оскорблений стали переходить к делу. Мессенцы поодиночке выбегали вперед и, показывая чудеса безрассудства, пытались расчленить вражескую фалангу, но натыкались на копья и бессмысленно гибли. Когда, наконец, оба войска сошлись, то разгоревшаяся битва по своей жестокости превзошла все доселе случившиеся. Те, кого убивали, вели себя достойно, не молили о пощаде и не предлагали выкупа, убивающие же, против обыкновения, молчали, не хвастались победой громогласно, не потрясали копьем воздух и не поносили побежденных. Феопомп, стоявший правым крылом против Энфая и Антандра, в бешенстве и безумии рвался убить нашего царя. На это Эвфай крикнул: «Мессенцы! Посмотрите на Феопомпа. Он ведет себя точь-в-точь как его предок Полиник, который привел на свое отечество войско из Аргоса, убил собственного брата и сам погиб от его руки. А теперь и Феопомп решил пойти стопа в стопу и навлечь на Гераклидов проклятье, уже постигшее потомков Эдипа». Эти слова воодушевили мессенцев, стоявших вокруг Эвфая, и, сражаясь с редкой доблестью, они обратили Феопомпа и правое крыло лакедемонян в бегство. Но на противоположном фланге дело сложилось наоборот: Пифарат погиб, мессенцы, расстроив ряды, дрогнули. Энфай вынужден был прекратить преследование и идти к ним на помощь. Наступившая следом ночь развела противников. Утром же никто не решился объявить себя победителем и поставить трофей или возобновить битву, и, забрав трупы, войска разошлись.

После этого жизнь мессенян стала делаться хуже и печальнее с каждым днем. Сначала нас поразила болезнь, очень похожая на чуму. Потом мы увидели, что все, скопленное отцами и дедами, ушло на прокорм городских гарнизонов, остальное — растащили спартанские отряды, да и рабы от тяжелой жизни начали разбегаться. Тогда мы решили оставить города и поселки внутри страны и построить на Итоме один общий город, а в Дельфы снарядить посла за советом бога. Выбор пал на Тисиса, сына Алкида, — человека благородного и известного способностью толковать вещания Аполлона. На обратном пути Тисиса пытались задержать спартанцы из амфейского гарнизона. Они сорвали с его головы венок из священного дельфийского лавра, делавшего Тисиса неприкосновенным, но тот, получив множество ран, сумел вырваться не без помощи Феба, добрался до Итомы и, передав оракул, испустил дух. Оракул же был таков:

«Взявши деву чистую Эпита крови

— Жребий вам ее укажет, — в жертву ночью

Демонам ее подземным принесите.

Если ж жертва не свершится, кто другой пусть

даст для жертвы добровольно дочь свою вам».