Знак Вопроса 2005 № 04

«Мальчик! Ты, в колыбели! Показывай, где тут коровы. А не то схвачу тебя и брошу в Тартар. И плевать мне, кто твои папа и мама. Я сам себе стратег и первый архонт».

На это отвечал ему Гермес, «черной ночи товарищ»:

«Дядь, отстань от ребенка. У меня на уме сон, молоко, чистые пеленки да теплые купания в Трикренах, а про коров я не слышал и до твоего прихода не знал даже, что коровы бывают».

Аполлон сказал небольшую речь, наставляя ребенка на путь порядочности, но и она нс сделала толка. Ладно, — решил Стреловержец и, сунув ребенка под мышку, понес на перевоспитание к Зевесу. Однако малый-не-промах «выпустил знаменье в воздух, наглого вестника брюха». Аполлон клюнул на уловку и бросил новорожденную непристойность в кусты, но все-таки жадность победила, и он донес мальчишку до Олимпа, свободной рукой охраняя нос.

Зевс Кронович учинил над детьми суд строгий и справедливый. Такой строгий и такой справедливый, что самому захотелось за детей встать в угол на горох. И как ни крутился Гермес, объявляя: «Правдолюбив я и честен душой, и лгать не умею», — папа велел вернуть коров, «и Гермес не ослушался славный».

Пришли два брата в Пилос к загону. Аполлон стал считать коров по ногам, чтобы потом разделить на четыре и узнать поголовье, а Гермес присел на камень, достал лиру и спел о происхождении богов: другие темы были ему не занятны. Как мне.

«Экая у тебя штуковина, — сказал Аполлон, бросив коров недосчитанными. — Я тоже такую хочу, а то вожу хороводы с музами под флейту. А флейта — дрянь, ею только задом играть, нажравшись спартанской похлебки. То ли дело лира! Давай меняться».

«Держи карман шире, скотовод!» — отвечал Гермес Благодавец.

«Ты же бог всякого обмена!»

«Так об этом еще никто не знает!»

«Так я всем расскажу».

«Давай, — согласился Гермес: — черепаху я уже съел, а коров еще не всех».

Правда, есть одна мелочь, бросающая тень чернее ночи на полную достоверность этой истории. На горе Геликон, где Аполлон пляшет с музами, есть статуя Гермеса и Аполлона, рвущих из рук друг друга лиру. Я бы никогда ей не поверил, по в Дельфах есть статуя, которая изображает Геракла, отнимающего у Аполлона жертвенный треножник. И я не удивлюсь, если на днях у него кто-нибудь отберет колчан со стрелами…

— Зачем ты смеешься над нашими богами, чужестранец? — спросил хозяин.

— А когда же и похохотать, как не в молодости! Старым я затяну другую песню, — ответил Ксенодок. — Да и не смеюсь я вовсе, — рассказываю, как было, или как поэты придумали. Что плохого в краже скота? Ты сам знаешь, достопочтенный владелец коз, что наши предки не только не брезговали этим занятием, но даже приравнивали его к подвигу. Вспомни Геракла и коров Гериона, вспомни Автолика и стадо Сизифа, Диоскуров и Афаретидов, укравших скот именно из Аркадии… Да и рассказываю я о Гермесе Долии-Хитром, а ты наверняка чтишь Гермеса Эпимелия-Хранителя стад и Гермеса Криофора — Несущего барана, мне же сей час по душе Гермес Дорожный, покровительствующий путникам. А какому-нибудь государству — Гермес Пограничный, торговцу — Гермес Агорей, воину — Гермес Промахос и Гермес Полигий. А ведь есть еще Гермес Акакесий-Незлобивый и Гермес Агетор-Водитель, не забудь про Гермеса — Вестника богов и того, который проводит души в аид. Над кем из них я, по-твоему, смеялся?

Хозяин не нашел быстрого ответа.

— Откуда ты родом? — просил он.

— Из Фессалии, живу там на одной горе, хотя, как чувствуешь, выговор мой дорический, — ответил Ксенодок, не моргнув глазом и намекая на Олимп.

Уверенный тон и всезнайство Ксенодока заставили хозяина смутиться и призадуматься: уж не сидит ли перед ним сам Гермес, принявший облик чужестранца? Такое случалось, по слухам: боги покидали Олимп, чтобы узнать, как их почитают на земле. Но проверить не помешает, решил он и спросил:

— А знаешь ли ты, уважаемый, кто из моих соотечественников был сыном Гермеса?

Ксенодок непритворно расхохотался: