Знак Вопроса 2005 № 04

Майя Атлантовна была пышнокудрой и прекраснообутой нимфой. Нам трудно судить за давностью лет, была ли она хороша лицом и пригожа телом — представление о женской красоте каждое поколение меняется — тем более что и любвеобильный Зевс обычно внешнему виду предпочитал сам процесс. А посмотреть уж не удастся: вон она, Майя Атлантовна, торчит в созвездии Плеяд и даже кому-то подмигивает, — сказал Ксенодок, словами поднимая взгляды слушающих к небу.

— В те времена Килленская пещера была только по названию пещерой, на деле же вполне обустроенным домом с высокими потолками и природной планировкой. Она запиралась на амбарный замок, имела закоулки, в которых обитали прислужники нимфы, кой-какую мебель, а также «изобилие прочных котлов и треножников». Были и три кладовые в доме, полные нектара, амбросии, золота, пурпурных и серебряных платьев нимфы. Как видно, Майя Атлантовна не бедствовала, но на жизнь руками не зарабатывала. Более того, даже ребенок скоро стал ей в тягость, а может, испугалась она, что растет-подрастает маменькин сынок, и отдала божественного нашего отпрыска на соседнюю гору Хелидорею, и там воспитал его некий Акакий Ликаонович, приходившийся воспитаннику двоюродным внуком. Сам Акакий был Тихий и смирный дядька, зато братья его числом пятьдесят превосходили всех людей заносчивостью и подлостью и научили несмышленыша дурному: воровству и вранью. Зевс поразил их перуном, когда на обед они подсунули ему человечину.

Вы спросите: а когда родился Гермес? — и я вам не отвечу. Такую путаницу наплели поэты — мифографы, всякие лины, мусеи, орфеи, гомеры, гесиоды, а простой парод еще и отсебятины добавил. Известно, что после потопа Зевс послал Гермеса к Девкалиону Прометеевичу на ковчег с приказом размножаться. А напротив — воспитатель Акакий, человек явно послепотопный, как и мы с вами. Или взять другую несуразность: в момент рождения Гермеса люди уже возделывали лозу, но виноградарству и пьянству их научил забулдыга Дионис, которого тоже родил Зевс, причем роды принимал Гермес. И из подобных глупостей, если превратить их в камни, можно сложить еще один Олимп.

Но вернемся к первому серьезному проступку Гермеса, совершенному через три дня после рождения. Некоторые поклонники называют его проделкой или шалостью, стесняясь слова «воровство». Посмотрим же, чего тут больше.

Итак, воспользовавшись кратким отсутствием мамы, младенец выбрался из люльки и недалеко от пещеры встретил черепаху. Ей он сказал небольшую благодарственную речь, чуть-чуть опережая ее поминки, после чего убил и из панциря, стеблей тростника, куска воловьей шкуры и овечьих кишок придумал семиструнную лиру. По-видимому, ходить, говорить и мастерить он научился одновременно.

Тут же, без подготовки он спел первую песню, восславив рождение самого себя, и, зарыв лиру в душистые Пеленки, отправился в Пиерию, где на лугах паслись стада единокровного старшего брата. Путь не близкий — Пиерия в Македонии, — но к ночи он дошел, выбрал полсотни коров и погнал их задом-наперед, взбегая дороги, через поля и бурелом. Кроме того, он выбросил сандалии, а ступни обернул ветками мирта, чтобы совсем сбить с панталыку беднягу Аполлона. На пути Гермесу попался оригинальный старик, копавшийся в винограднике посреди ночи. Гермес велел ему ослепнуть, оглохнуть и онеметь, пока он не пройдет. Старик промолчал для пользы жизни, как бы соглашаясь.

Стадо воришка пригнал в Пилос и спрятал в загоне. Запалил костер, прирезал двух коров, хотя те были бессмертными, и по всем правилам совершил жертвоприношение родственникам — свойственникам. Потом он замел следы, развеял пепел и еще до рассвета вернулся в Килленскую пещеру и забился в пеленки. Мать, не сомкнувшая глаз от беспокойства, тихо поругала Гермеса за отлучку. Сын же отвечал, что она ничего не понимает в жизни и живет в пещере, как троглодит, хотя могла бы благоденствовать на ложах Олимпа, потеснив Геру. «Так они оба словами вели меж собой разговоры», — добавляет поэт к их ссоре.

Между тем Аполлон Зевсович поутру заметил пропажу коров, пошел искать и встретил якобы слепоглухонемого старика, ожидавшего плодов от лозы.

«Чудо у меня приключилось, — пожаловался Аполлон: — коровы исчезли, а бык и сторожевые псы остались».

«Мальчишка какой-то гнал мимо твоих коров, обходя дороги», — съябедничал слепоглухонемой и превратился в камень за непослушание.

Аполлон долго чесал в златокудрой голове, разглядывая следы, но ничего умного не придумал, только совсем запутался. Камень же молчал на все вопросы.

«Чудо! — сказал Аполлон опять. — Следы коров ведут обратно на пастбище, а рядом отпечатки неизвестного мне существа. Уж не кентавр ли быстрым копытом чудовищный след наворочал, притворившись мальчишкой? Экая, однако, он свинья, и где его искать?»

И не видать бы Аполлону Зевсовичу собственных коров, не будь он богом: спустилась с небес вещая птица-доносчик и проводила на Киллену. Аполлон обшарил пещеру нимфы с дотошностью голодного спартанца, но коров, разумеется, не нашел. Тогда он встал у люльки и рявкнул: