Знак Вопроса 2005 № 04

— Ладно, — согласился Филострат. — Пошли людей оповестить, что мы прибыли…

Из кузницы Аристомен побежал в Эхалию. Ксенодока он застал на той же ступеньке, в той же позе и тоже с козьей ногой, но с другой.

— В Анданию пришел гармост, — выпалил Аристомен.

— Ну и что?

— Надо отдавать положенную часть урожая.

— Меня это не касается. У Эхалии свой гармост, не умнее вашего.

— Но он пришел?

— Придет, куда он денется!

— Все равно отдавать.

— Да пусть берет, что хочет, — Ксенодок милостиво показал рукой на свои владения. — У меня все равно ничего не выросло, как ни бился. Видно, земля устала. Даже коза сдохла от истощения. Хочешь кусочек?

— Интересно, что ты будешь делать зимой? В мой рот смотреть со слезами на глазах?

— Пастушки прокормят, — уверенно сказал Ксенодок.

— А вдруг разлюбят?

— Как? Все сразу? — даже опешил Ксенодок. — Но в другом ты прав: пусть гармост забирает плоды моего труда, проклятый грабитель! Я не против, но на глаза ни ему, ни старейшинам Эхалии лучше не попадаться.

— Ты дождешься того, что тебя лишат гражданских прав и отнимут землю.

— Не успеют. Скоро война, я пойду защищать отечество и погибну в схватке с десятью спартанцами, ты завернешь меня в плащ и похоронишь под раскидистым платаном, пастушки в последний раз сыграют мне на свирели, а я завещаю их детям эту усадьбу и пса, которого, оказывается, надо кормить…

— У тебя оружие-то есть, боец? — спросил Аристомен.

— А как же! Только не там, где ты думаешь, а здесь, — Ксенодок постучал пальцем по макушке.

— Если у Филея останется лишний комплект, я возьму для тебя.

— Вот, сделай милость, еще проблемой меньше, — обрадовался Ксенодок. — А то уж я собирался бить спартанцев черепицей. Но все-таки, как ты относишься к тому, чтобы немедленно исчезнуть отсюда? Послезавтра мы собирались в Олимпию поболеть за мессенцев, почему бы не двинуть прямо сейчас? Погуляем по Аркадии пару деньков, навестим святые места, винца попьем, девчонок на лужайках погоняем… Я еще хочу окунуться в Трикренах. Это источник возле Килленской горы, в котором нимфы купали новорожденного Гермеса. Он, Дионис да Афродита — вот и все, кого я готов терпеть на Олимпе.

Аристомен был непротив.

— Но надо отца предупредить, — решил он.

— Через час я буду готов, только запру все от дураков, которые еще надеются тут что-нибудь украсть. Или так бросить? — спросил Ксенодок. — А ты бы шел пока в Анданию да попросил Леофилу собрать нас в дорогу, скажи, что пищи мы можем унести немеряно. Чего время тянуть? А я догоню…

Ксенодок потащил Аристомена через всю Аркадию. Первым они миновали, не сбавляя шаг, город Ликосуры, хотя тут было на что взглянуть, и сам город, по преданию, — древнейший на земле, солнце увидело его первым. Из-за этого аркадяне считали себя первыми людьми и родственниками дуба — как перводерева: ведь желуди — древнейшая пища.

Трапезунт они тоже обошли стороной, задержавшись лишь на короткий привал в Бездне — святилище Великих богинь, где из земли выбивался неугасимый огонь. Прислужницы храма рассказали, что здесь произошла битва богов и гигантов, поэтому они приносят жертвы Молниям и Громам. Не желают ли лучшие из чужестранцев почтить их? Но рациональный Ксенодок ответил:

— Это у Паллены во Фракии сражались боги с гигантами. А вы — самозванки-вымогательницы.

Жертвоприносительницы ничуть не обиделись: видно, сталкивались с подобным, — и вступили в спор:

— Разве в Паллене Зевс зажег такой огонь в память о битве? — спросили они.

Ксенодок не нашелся, и пришлось отдать часть провизии, которую собрала Леофила.

Дальше путь их вел к истокам реки Гелиссон мимо Дипеи и Менала к Мефидрию. Здесь они заночевали в первом же доме, куда их согласились пустить бесплатно. Впрочем, этот дом и был первым, так как мессенцев в Аркадии повсеместно жалели, принимая за обиженных судьбой дальних родственников.

Утром они пошли на гору Таумасий, где, по местной легенде, беременная Зевсом Рея пряталась в пещере от Крона, питавшегося собственными детьми, потому что один из них должен был сбросить Крона в Тартар.

— А хорошая тетка эта Рея. Ведь вместо Зевса она могла подсунуть Крону не камень, а чужого ребенка. Но не подсунула, — сказал Ксенодок.

Он пожелал осмотреть гору с особенной тщательностью, но в пещеру его не пустили: вход был только жрицам и беременным богомолкам.