Знак ворона

– Я не чувствую запаха взрывчатки, – заметил я.

У пороха особый запах. Я его люблю – в немалой степени потому, что драджи не пользуются порохом. Их технология сильно отстает от нашей. Но тут явно не порох. Малдон вынюхивает что-то особое. Я потому и взял его с собой, как спеца по темному и магическому.

– Это не от порохового оружия, – заявил он. – Магия.

– Спиннер?

– Нет. Даже хорошо тренированный боевой спиннер не учинит такого – во всяком случае, с легкостью.

Нет, здесь точно что-то эдакое. Прямо давит изнутри на глаза, распирает голову. Я моргнул. Ощущение не изменилось.

– Эзабет могла бы, – заметил я.

Малдон фыркнул.

– Такие, как она, встречаются реже, чем свиньи с крыльями. На моем пике, да с десятью канистрами фоса, я мог бы учинить похожее, если бы очень постарался.

Я попытался вынюхать то, что чувствовал он – безуспешно. Чертова ночь и сырость. Да еще суетящиеся живые и спокойные мертвые рядом.

– Но это обычные дома обычных гражданских, – заметил я. – Не знаю, кто здесь живет, но, судя по улице, здешние дома не стоят десяти канистр фоса. А такое разрушение уж точно стоит немало, будь то порох, фос или что-нибудь еще.

Мы стояли и смотрели на суетящихся пожарных. Те работали на зависть, хоть кое-кто и плакал, передавая ведра – то ли по соседям, то ли от общего отчаяния и безнадежности. Я видел солдат в черных униформах Цитадели, разномастных наемников из частных отрядов, «желтые капюшоны» – все слаженно трудились бок о бок. Валенград умеет собраться, когда приходит беда – во всяком случае, когда нужно не дать огню пожрать чей-то дом.

Я спешился и подошел к груде щебня, закашлялся от пыли. Обломки искрились, переливались, будто карнавальное платье с блестками. Кто-то закричал, чтобы я держался подальше. Но руины не казались опасными. В сумраке среди мусора призывно блеснуло. Я опустился на колени, выудил сверкавший обломок – не обжигающе горячий, но такой, что долго не удержишь голыми пальцами. Похоже, это горный хрусталь – тусклый, мутный, желтоватый. Я присмотрелся к мешанине балок, кирпичей и черепицы. Ага, вот и еще один хрустальный обломок, с зазубренными краями и длиною в палец.

– Что за чертовщина? – пробурчал я и передал обломок подошедшему Малдону.

– По мне, обычный горный хрусталь, – заметил тот.

Он поднял кристалл так, будто рассматривал его через шарф. Любопытно, зачем? Глаз-то нет. Это инстинктивно? Ведь точно хрусталь. И что он делает среди развалин? Все им усыпано. Он стоит гроши, такими штуками любят баловаться ребятишки. И он уж точно – не взрывчатка.

Однако хрусталь подтверждает подозрения Малдона. Это не случайность с порохом. Кто-то ответственен за произошедшее тут, а значит, должен ответить.

Я выждал, пока огонь потушили и угрюмые работники принялись разбирать завалы. Отдельные уцелевшие балки пришлось оттаскивать лошадьми, но большинство раздробило взрывом так, что их без труда вытаскивало несколько человек. Первым откопали подростка. Он лежал, укрытый черно-красным одеялом. Мальчика изуродовало до неузнаваемости, расплющило голову. Рядом завыла бабушка, принялась драть на себе волосы. Ну, по крайней мере, смерть была мгновенной. Я заставил себя глядеть на то, как мальчика закрывают окровавленным одеялом.

Черт. Они не понимают. Никто не понимает. А Валия – понимает. Когда смотришь на такое, в тебе растет злость, желание драться. Я видел горе и скорбь этой бабушки, заставил себя прислушиваться, присматриваться к ней. К черту сон и перепуганные взгляды, к черту неуважение аристократов и парадных щеголей. Мы деремся за то, чтобы вот так не стирали в порошок людские жизни. И как тут, мать его, заснешь? Эзабет дралась тоже, стояла против такого. Но она ушла, уничтожена, развеяна фосом, и я остался один.

Гребаный мир.

Через три часа над городом зазвучала еще одна мелодия. На этот раз я расслышал ее раньше. Она началась тоненько, но быстро набрала силу. Песнь исходила откуда-то сверху, издалека. Из Морока. В ней ощущалась дикая чужая красота, различались несколько голосов, а затем я увидел в небе свет, быстро растущую радугу пастельных тонов, фиолетовых, зеленых и желтых, сосредоточенных вокруг крошечной, но стремительно увеличивающейся сферы. Она пронеслась под трещинами в небе, набрала скорости, затем пошла вниз, спикировала на город. Я с ужасом подумал о том, что она летит прямиком ко мне, но грохнуло поодаль. Раскатился оглушающий рев взрыва, в небо взметнулись искры и цветные огни.

– Гребаный дух милосердия! – в изумлении выдохнул я.

Малдон прижал ладони к ушам, чтобы не слышать эхо песни.

– Э-э, голова! – прорычал он. – Гребаные уши! Этот звук прямо жжет.

Глек зашатался и упал на колени. Я положил руку ему на плечо, он ее стряхнул. Да, Шавада исковеркал ему мозг и тело, сделал чересчур чувствительным к магии. То, что мы сейчас видели, было очевидной чертовой магией, и ее швырнули из Морока.

Я вздрогнул, скрипнул зубами. Ах ты ж мать его и перемать, ужас кромешный. Одному колдуну такое не под силу. Если он, конечно, не Глубинный король. А об этом не хочется и думать.