Знак ворона

– Я всегда исполняю обещанное, – выговорил кто-то из-за мертвых тел сухим старческим голосом.

Я закрыл глаза, чувствуя, что еще не готов повидаться с новым гостем. В голове стучало так, будто малолетний хулиган колотил ее киянкой. Я глубоко вдохнул – и решился посмотреть.

Пришли двое серых детей, пустолицых и равнодушных, как песок в пустыне. Один держал голову, похожую на ту, которую мне когда-то присылал Саравор: иссохший старый пергамент кожи, аккуратно заштопанная шея, закатившиеся глаза. Голова старухи с волосами тонкими и белыми, как шелк. Ребенок держал ее на сгибе локтя, и срывавшиеся с неподвижных губ слова походили на шелест опавших листьев.

– Здравствуй, Галхэрроу.

– Привет, Саравор. Давно не виделись, – выговорил я.

Боль накатывала тошными волнами.

– Галхэрроу, ты так спокоен. Это хорошо, – выдохнула голова. – Ты мне сегодня стоил двух очень преданных слуг. Если б я знал, что ты явишься по собственному желанию, я бы попросту пригласил тебя. Может, мы бы снова договорились.

Дети подошли ближе.

– Да, Саравор, в последний раз мы говорили почти пять лет назад. Самое время тряхнуть стариной.

Глазные яблоки говорящей головы медленно повернулись зрачками ко мне.

– Все договоренности рано или поздно разрывают, – проскрипела голова. – Можно и, как ты выражаешься, тряхнуть стариной – но, так или иначе, теперь ты мне нужен в качестве послушного слуги. Близится финал, и мне понадобятся «Черные крылья».

Я понял, что он имеет в виду, и дико забился от внезапно нахлынувшего ужаса. Мужчина отшатнулся, потянулся за мечом, а я лишь крепче затянул узлы на запястьях. Меня пробрало до мозга костей. Мало кто в этом мире ужасал меня так, как Саравор. Я до ледяной дрожи боялся Глубинных королей, Безымянных, студенистую медузоподобную тварь под песками северного Морока и свою мать. Но Саравора сейчас я боялся сильнее, потому что он и его твари стояли рядом.

Саравор хотел подчинить меня своей воле так же, как несчастного верзилу, умершего на верстаке, как Мароло Накомо и того, кто носил лицо Девлена Майля. Мощь колдуна возросла, если он изменит меня, я превращусь в его послушную куклу. В раба.

– Нужно присоединить часть, но какую? – спросил мужчина.

Голова помолчала, затем прошипела:

– Приведите пленника! Если хотим оставить Галхэрроу на его посту, часть должна быть свежей. Цвет кожи пленника хорошо подходит, а пользы от него уже никакой.

Серый ребенок поставил голову на стол у моих ног, опустился на колени, а когда встал, я увидел в его руках пилу. Кривые, мятые, тупые зубы пятнала ржавчина. Хотя нет, не ржавчина, а кое-что того же цвета. Я похолодел, напрягся, натянул веревки, но, хоть я сильнее большинства людей, разорвать ее мне оказалось не под силу. Я тяжело, часто задышал. От пилы просто веяло жутью, и не из-за ее чересчур страшного вида, а из-за обыденности и заурядности. Этот видавший виды инструмент износился от работы – и сейчас я мог стать ее частью.

Пленник пришел на казнь, не пытаясь противиться. Кем бы он ни был, Саравор давно отбил у него желание бунтовать. Его пихнули в угол, он сжался, скрючился, стараясь отползти подальше от причинившей ему боль руки.

Какой жалкий, ничтожный нищий. Отросшие волосы слепились от жира и грязи, кости выпирают из-под немытой кожи. Если он и видел хоть раз за последний год тазик с водой, то уж точно использовал его не для купания. Но его одежды когда-то были богатыми. Конечно, теперь их покрывал слой грязи, но качество кружев и шелка не испортишь, каким бы унижениям ни подвергали их хозяина.

– Чтобы связь была сильной, нужны нога или рука, – прошипела голова. – Галхэрроу уже показал, что способен противиться. Если заменить правую, возникнут проблемы с подписью. Если заменить ногу, обязательно изменится походка, появится хромота. Потому отнимите левую руку. Не слишком подходит, но рукава все скроют.

Серое дитя вручило пилу подручному.

– Саравор, просто скажи мне, чего ты хочешь. Может, мы договоримся, – в отчаянии взмолился я.

Жалкая слабость. Тут все безнадежно. Этот как бросать две кости и надеяться на три шестерки.

– Ты же чего-то хочешь! Скажи мне, чего, давай поторгуемся. Я исполняю обещанное, ты же знаешь.

Слова труса. Но я и вправду трусил. А кто не трус, когда ему грозят отрубить руку?

– А чего хочет любой? – осведомилась голова. – Стать сильнее, могущественнее, управлять другими, встать наверху. И я тоже.

Серые дети заулыбались.

– Ты не можешь дать мне ничего. Все, что мне надо, я возьму и сам. Что ты можешь посулить мне? Деньги, секс? Нет, Галхэрроу. Я хочу от тебя лишь одного.

– И наверняка это не мое хорошее о тебе мнение? – буркнул я.

– Это твои зубы.

Клянусь, голова этой старой карги улыбалась!

– Какой чудесный был бы трофей! Я бы самолично носил их – зубы, разорвавшие глотку Тороло Манконо.

– Ты гребаный психопат, – выдохнул я.

– Если не будешь дергаться, я перепилю кость быстрее, – указал мужчина. – Если срез чистый, оно сцепится в момент. Боли меньше, и скорее придешь в себя, станешь как новенький.