Знахарь

– Так или иначе, но профессор явно решил покончить с собой. Потому как кто мог бы убить его?.. Бандиты? Их должно было быть по меньшей мере трое или четверо, чтобы справиться с ним по-тихому. Он же был человеком выдающейся физической силы. Его могли застрелить?.. Да, не исключено, но ведь стрельба всегда привлекает внимание, да и труп надо спрятать как можно скорее. А на пальто и пиджаке нет ни малейшего следа крови. Конечно, его могли заманить в ловушку и убить в закрытом помещении, то есть совершить преднамеренное убийство. Но кому это могло понадобиться, кому это было выгодно?.. Никому. Профессор не оставил завещания. По закону все, чем он владел, наследуют жена и дочь. Но вы сами уверяли, что вдова – самая бескорыстная женщина на свете. Остается еще ее любовник, который, судя по его описанию, не добился особого благополучия в жизни. Но и эта версия более чем сомнительна. Если б он хотел раздобыть денег, то постарался бы уговорить профессора взять с собой наличные, меха и драгоценности жены. Тогда это составило бы весьма приличную сумму, приблизительно тысяч семьдесят. А уж любящую женщину такой проходимец сумеет убедить в чем угодно.

– Сомневаюсь. Беата была несгибаема относительно своих принципов…

– Господин председатель, как опытный судья, вы лучше меня знаете: где у женщины начинается любовь, там заканчиваются все принципы. Но в пользу невиновности этой пары говорят их поступки. Во-первых, они бы не стали убегать, ведь подозрение в убийстве сразу пало бы на них. Во-вторых, они бы незамедлительно объявили о том, что профессор пропал. Ведь об этом трубили все газеты. И было совершенно глупо полагать, будто полиции рано или поздно не удастся их найти, если бы их посчитали виновными в преступлении. Играя ради столь высокой ставки, как наследство профессора, они должны были появиться уже через пару дней, а между тем уже второй месяц, как их нет. Значит, совесть у них чиста.

– И я так думаю.

– И еще одно! Я по опыту знаю, что у преступников почти никогда не хватает терпения. Им всегда хочется поскорее заполучить то, что подвигло их на преступление. И они по обыкновению предпочитают крутиться под носом у полиции. Они чувствуют себя увереннее, когда отираются на виду у всех, чем когда прячутся или ударяются в бега, потому что это как раз и может навлечь на них подозрение.

– Это правда.

– Безусловно. Я рассматривал еще одну версию. Случайное убийство. Предположим, что профессор их нашел и был убит во время возникшего столкновения. В таком случае надо снова принять во внимание то, что профессор был силачом, а на его одежде не оказалось ни крови, ни оставшихся после выведения пятен следов. Невероятно было бы допустить, что этот щуплый и довольно худосочный молодой человек сумел бы убить такого великана без оружия. Именно поэтому я не слишком и стараюсь искать их.

Председатель согласился с ним.

– Может, было бы лучше, чтобы их так и не нашли… По крайней мере, до тех пор, пока дело не будет раскрыто.

– Может, и правда, лучше, – признал комиссар.

Да и что он мог еще сказать, ведь до сих пор полиция не обнаружила ни малейшего следа Беаты Вильчур, ее дочери и того неизвестного.

Шли месяцы, и в неустанной круговерти жизни, обычной для большого города, мало-помалу стали забывать и о профессоре Рафале Вильчуре, и о его таинственном исчезновении. Папки с материалами следствия пылились в шкафах, на них громоздились кипы новых дел, и через год все бумаги запаковали в коробки и отправили в архив.

Согласно закону для управления состоянием отсутствующего профессора, суд назначил куратора, и адвокат Щренк, которому было доверено исполнять эту обязанность, не имел оснований жаловаться на свою работу. Жалованье он получал исправно, а вот особого труда его должность не требовала. Виллу на Сиреневой аллее он сдал внаем, капиталы поместил в государственные облигации, управление больницей поручил весьма даровитому и внушающему доверие доктору Добранецкому, ближайшему сотруднику пропавшего профессора.

Впрочем, в больнице все шло так, как было заведено еще при Вильчуре. В течение нескольких месяцев закончили строительство нового корпуса, а количество пациентов, поначалу значительно сократившееся, снова вернулось к прежнему уровню. Изменения, которые ввел доктор Добранецкий, были незначительными. Только и всего, что ликвидировали бесплатные места для бедных детей и уволили несколько человек персонала без ущерба для работы больницы. Первым подал заявление об уходе доктор Скужень – после довольно неприятной ссоры с шефом именно из-за этих самых бедных детей; потом уволили бухгалтера Михаляка и секретаршу панну Яновичувну, которая строила из себя невесть что, пыталась обсуждать распоряжения доктора Добранецкого и к тому же раздражала шефа своим поведением, лишенным должного почтения и уважения к нему.