Знахарка

Да только воины, к которым уже привыкли, сновали скоро. И с каждой избы мужей звали. Учили обороняться, да выдавали оружие. Луки и стрелы, тонкие да короткие. И мужи впервые брали в ладони такое...

А в палатах на Белом Троне сидел Элбарс. И взгляд его казался воинам диким, туманным. Только приказы он отдавал четко:

- Лучники по периметру стен расставлены?

И брат с раскосыми глазами кивает: мол, расставили, Элбарс, первый сын Хана. И задать вопрос боится, а все одно тревожит его мысль о том, как увидит свою жену-степнячку, что оставил несколько оборотов луны тому.

- В Степь не вернемся, - Элбарс словно бы понимает, о чем вопрос невысказанный. - И жен своих забудьте. Выберите девок здесь, среди Лесов. Женитесь, да обзаведитесь потомством.

И воин склоняет голову, потому как не простой обет давал он сыну Хана, но на крови клялся в верности. Значится, коль отступится от слова своего, Степь отнимет жизнь, развеяв ее по пескам желтым.

А Элбарс снова кличет брата:

- Принеси зеркало, что подарила Красавица. Да осторожно, не урони.

Зеркальную гладь ставят прямо против Элбарса-Тигра, и он, небрежно махнув рукой своим воинам, отпускает их. Достает мешок, что носит у самого сердца и, выняв с него щепоть земли степной, бросает ту в отражение.

Шепчет слова, подсказанные огненной девой, и уже в следующий миг гладь идет рябью, тускнеет. По-за ней раскрывается пространство шатра, в котором слышны крики да возня.

Айнур, жена младшая, напугана. Жмется к углу шатра, стараясь быть незаметной. Да только на ней все чаще останавливается взор дикий Аслана-хана. Все чаще зовет он ее покои свои, а уж оттуда она выходит в слезах.

Зухра молчалива. Да и что с ней взять? Она потчует своих детей молоком грудным и знает точно: уж ее-то Хан в поход не возьмет, все больше утешаясь тонким станом Айнур.

Лейла уж и не нужна Хану, и жизнь ее в Шатровой Городе - дань традициям и чести, а вот Саида...

Элбарс видит мать свою и не узнает ее. И на миг, при взгляде на истерзанное тело старой женщины, взор его проясняется. И желваками играет ярость. Но дальше - пах медуницы.

Забытье, туман...

И зеркало скрывает то, как уносят в захоронение старую Саиду, что и не стара вовсе. Изломанное тело бросают в могилу неосторожно, потому как и захоронения самого-то нет.

Словно бы собаку степную...

И ведь за что?

"За то, что сына не воспитала", - последние слова, сказанные Ханом. А дальше - тишина и глушь, покой.

Элбарс вращает зеркало, уводя взор от могилы матери туда, где войско под стягами Хана идет в путь.

Пограничные земли закрывают ставни да города, ощериваются пиками, когда доносчики весть доставляют: сам Аслан возглавляет войско. А, значит, беды не миновать. Только что это?

Аслан, что подобен льву, не останавливается ни у Огнеграда, ни у стен других городов. Ни жажде, ни голоду не остановить войско могучее. И все ближе оно к границе Белоградского Княжества, в котором единственной целью - Белый Город.

Элбарс волнуется.

Нет, он не жалеет слова, деве пламенной данного, да только понимает: сдержать такую мощь не под силу его только воинам, и если подмога со стен Камнеграда не подоспеет...

Он вновь вспоминает светлый лик Пламены.

Улыбается.

Нет, даже смерть, принятая за нее, будет достойной наградой. А потому степняк снова кличет воинов, чтоб распорядиться о смоле, на огне растопленной, да стрелах с луками...

Глава 9.

Свят провел в седле немало часу. Ныли бедра и спина, а уж плечи...