- Как, дедушка?
- А ты попробуй, Яра. Поговори с ними. В них ведь тоже жизнь течет. Целебна. Люди забыли про это...
Яра вгляделась в темень, да так и не увидела ничего. Подошла ближе, обхватила студеный ствол руками и закрыла глаза. Погладила шершавую кору, прошептала
Капли целебны бежали от корней к почкам, и там собирались целыми сгустками. В одних почках - больше, в других - меньше.
- Теперь и тебе дано видеть жизнь, ворожея, - проговорил Охоронник. - И проводить ее в мир людей.
- Спасибо, - выдохнула Ярослава, но старик и не думал отпускать ее:
- А дорогу домой? - Улыбнулся он.
- Так деревья подскажут...
- Подскажут, ворожея, подскажут. Да только в лесу кроме них и другая жизнь есть. Попроси огневиков, они выведут куда нужно.
И старик снял с пояса туманные цепи, на каждой из которых сиял крошечный огонек. Охоронник прикоснулся к цепям, и огоньки сорвались с них, весело скача вокруг девки:
- Сорванцы, - пояснил старец, - души молодые, Симарглом утерянные. В услужение мне попали. Так и скачут весь час. Они отведут тебя, Яра, к кобыле. И приведут в любое место. Только кликни.
И он растворился в темноте, оставив крошечных прислужников. Яра опустилась перед пляшущими огоньками и попросила:
- Выведите меня на поляну к кобыле, буду вам благодарна.
И огневики заскакали, запрыгали вокруг нее. А потом полетели перед нею, дорогу указывая. И Яра заспешила, сама не веря своим глазам.
Едва поспевала за озорниками, а услышав ржание лошади, побежала быстрее. На ходу прокричала благодарность и быстро вскочила в седло. Дорога до Светломеста неблизкая, а впереди - глухой лес.
И Яра ударила кобылу по бокам.
Снова лес. Только теперь сияющий в ночи целебной. И Ярослава как будто знает его. Там, где совсем недавно кобыла цеплялась за кряжистые корни, теперь были ровные тропы. Деревья больше не хватали Яру ветками, и весь путь она как будто помнила.
Добралась до старого вяза, миновав его. И остановилась у Чертовой Ямы.
Она была здесь тысячу раз, да только такого никогда не видала. Целебна истощалась вокруг нее, и Яма зияла мрачной прорубью. Тьмою было пропитано это место, и Ярослава испугалась. Слезла со скакуна и призвала Охоронника.
- Недоброе ты место выбрала, ворожея, - укорил дух, - злое. Чертова Яма губит лес. Иссушает целебну. Беги отсюда, как можешь. Не останавливайся. Беленицы да гадюшницы тут правят, и хоть и не тронут твою душу - лес заступится - все равно добра в этом крае не сыщешь. Черная Гниль поселилась в моем лесу заразою. Точит его, ест изнутри. Ничто не помогает. Скачи, Яра!
И Ярослава, взлетев в седло, поторопила кобылу. Жутко ей стало. Сколько раз она гуляла здесь, чуя недоброе? И сколько раз могла пропасть?
Она заторопилась домой, въехав в село с первыми лучами.
***
- Отчего барин кушать не изволит? - Полногрудая дворовая девка склонилась к Гаю так низко, что молочная грудь качалась от каждого движения у самого лица Ворожебника. И раньше бы ему обхватить что грудь эту, что саму девку, а нынче вот...
Гай скучал. И скука эта была пренеприятной. Тяжкой. И тяготила она его все больше и больше, выхода не находя. А выход...
Ворожебник вспомнил лицо светловолосой девки, которую видел в харчевне, и снова закрыл глаза. И что ему до какой-то селянки? Она ведь не барыня, как нынче он. И ничего, что в богачи сам Гай попал благодаря силе дивной, что досталась ему случайно. Попал же...
А теперь вот хандрит. О девке думает, олух. И от еды воротится, а еще хуже - от баб...
А тут еще и мысли дурные в голову лезут, шепча на ухо батькиным голосом, давно забытым:
"Дармовый сыр только в мышеловке!".
И Гай в душе соглашается с голосом этим, пусть и надоедает он ему безбожно. И ведь понимает, что выбора у него не то, чтобы было. Да и дары нового знакомца ему приятны, а вот же голос... Не утихает, собака. И все гаже шепчет:
"Долг платежом красен...".
И Ворожебник ждет. Научен заемное отдавать втридорога. И теперь остается лишь догадываться, сколько с него спросят. А уж о том, что спросят, и думать нечего...
Гай сплюнул на пол. Резко встал, отмахнувшись от девки дворовой, чем немало ту напугал. И широким шагом направился в палаты.
По пути сестрицу родную с ног чуть не сбил, а она лишь удивленно на него глянула, да горячий братов лоб утерла рукой:
- В порядке ли? - И глаза умные, не чета тем, что были раньше. С тревогою за него, с чувством осмысленным. - Тебе бы в покои, на перины пуховые. Отдохнуть, не кручинясь...
Ворожебник отмахивается от сестры, словно боясь, что это - лишь видение, мороком прозванное. Обманка, мираж. Дунь на него - и не станет. Растворится чудная дымка в воздухе.
И Гай потиху дует, словно бы пробуя обещания знакомца на вкус. А они, право слово, верны. И сестра все та же, без тени дурного в глазах.
Лишь тогда он добирается до покоев, успокоив что сестер, что мать. Закрывается дверью дубовой и охватывает руками голову, потому как не в силах удержать в ней думы тяжкие.