Знахарка

- Ухожу? - В недоумении переспросил Дар. - Я думал, ты...

Воин прервался на полуслове и замолк. После того, как он увидел глаза лесного народа в храме, ему стало нестерпимо жаль эту маленькую ворожею, что так отважно его спасала. Она и сама не предполагала, что сотворила для него. Потому как спасением была не только его жизнь.

Спасением стала сама ворожея.

Вот уже три дня ее тепло согревало его в походе. И жизнь, что билась крошечными толчками внутри утробы, нет-нет, да и притягивала взор степняка, когда тот думал, будто Яра не видит.

Там, под тяжелым тулупом, гудела кровь вокруг сильного дитяти. И Дар уже сейчас видел, что дитя это - сын.

Но вина, лежащая на нем за содеянное, не давала ему уснуть.

- Ты понесла, - пояснил он, - в этом - моя провинность. Я не должен был...

Яра не дослушала. Она отвернулась к кожаной стене шатра и подогнула ноги, обхватив колени руками.

- Нужно было остаться в селе, - горько проговорила она. - Я могла вырастить малечу, как растила меня Крайя. И Свят бы дитя в обиду не дал...

Она собиралась сказать что-то еще, но Дар резко развернул ее к себе.

- Вот, значит, что ты подумала?! Не жизнь в твоей утробе - тяжба для меня. А беда, что она несет тебе! Была у меня жена. Степнячка. Жайной звали. Понесла. А потом - степная горячка и остывшие тела. Ее и дочки. И я бы не позволил тебе, коли б мог, но сотворенного не вернуть.

Дар устало опустился на медвежьи шкуры у ног Яры и виновато взглянул на нее, словно ожидая приговора. А она не могла вымолвить ни слова. Долгие годины в седле, да все ночи в шатре она думала, что муж не рад ей. Будто его тяготит слово, данное им в храме. Но теперь ворожея поняла: тяжкая боль грызла его изнутри. Да вина еще.

И она обняла степняка. Обвила тонкими ладошками смуглое лицо и притянула к себе, чтоб у самых губ выдохнуть:

- Не жалей меня. Я справлюсь. Только не покидай больше одну.

И Дар пообещал ей, сдержав слово в ту же ночь.

***

Заря занималась рано.

Всю ночь не стихала буря, и степняки сменялись на постах каждую годину - углядеть что-то в таком мраке и вьюге было почти невозможно. Шквал ветра с такой силой рвал землю, что не раз шатер второго сына Хана едва поспевали вернуть к земле. Стылая, она не хотела принимать в себя крепкие колья, чтоб хоть как-то помочь людям.

Воины жгли костры все больше, боясь замерзнуть. Да только и его, тепла этого, не хватало.

- Ты чуешь? - Дар привстал на локте возле Яры, которая тоже не могла уснуть, и вслушался в темноту. - Неладное. Ворожба творится.

- Как? - Яра прислушалась, и только сейчас поняла, что вьюга говорила женскими голосами. Шептала, звала...

И музыка откуда-то лилась зачарованная. Словно бы струны тонкие кто перебирал на разный лад. Да пахло сладко. Будто бы медуницей.

Яре думалось еще, что сон все это, а тут - ворожба...

Дар скоро натянул на ноги кожаные сапоги да вскинул меховой тулуп.

- Жди здесь. Не выходи на мороз. Опасно.

- А ты? - Ворожея испуганно ухватилась за рукав мужа, пытаясь удержать его подле себя. И страшно ей вдруг стало. Неспокойно.

- Не тревожься обо мне. Я встречал уже такое в Землях Лесов. Ушел тогда от ворожбы. Значит, и нынче получится. А вот воины мои не знают лиха такого. Я должен их оборонить...

И он поднял тяжелую шкуру, обернувшись на ходу:

- Ты не бойся за меня. Они не тронут мою душу. Проклятье бережет ее...

И воин выскользнул за защитный полог, оставив Яру одну на теплых шкурах шатра.

Ворожея насторожилась. Сквозь дивные напевы да переливы струн она вдруг явственно услышала другое, гортанное.

Выли волки. Дико, жадно. Словно бы обезумев.

Да, теперь она явно чуяла зверье.

И голод, что гнал его к кострам людским.

Вот только волки не пойдут на людей, когда тех - сотня. Усталого путника бы загрызли, но тут...

Яра перебирала догадки, пока не поняла: Дар прав. Это ворожба зверя гонит к костру людскому. Оттого-то и противиться у него нету сил.

Наскоро натянув на плечи меховой тулуп, она покрыла голову теплым платком, и, скользнув в легкие сапожки, что достались ей в подарок от Крайи, осторожно приоткрыла полог шатра.

Подле нее, в белесом дрожащем воздухе, сновали степняки. Двигаясь почти бесшумно, они скользили по земле так плавно, что, казалось, то не люди - морок. Завидев ее, один из них остановился, и, почтительно склонившись, сказал:

- Ашан приказал беречь тебя. Не ходи из шатра. Зверье близко.

И Яра скрылась за пологом, словно бы слушаясь приказа. А у самой сердце ныло все горше: понимала она, что Дар не пожалеет себя, коль понадобится. Не даст ворожбе отнять жизни степняков. А, значит, и ей не видать его больше: куда ж ему против силы такой?

И коль обеты святые в храме звучали, да клялась она быть поруч с нареченным своим, то и во вьюге его одного не оставит. Не отдаст зверью дикому. Потому как никогда-то у нее ничего своего не было, а вот он - свой...

Говорит, проклятый? Но и ее проклинали. Литомир вот клял. Селяне.

Матку ее попрекали за одну-то провинность, что дитя сберегла. Значит, и Ярославе не страшна ворожба.