Знахарка

Яра захлебнулась. Она ухватилась руками за живот, где набирался соками нежный бутон жизни, и в растерянности глянула на Уладу:

- Так скоро?

Ворожея рассердилась:

- Девка-то статная, по-над весен пять в пору вошедшая. Что ж ты хотела? А коль не желала малечу, так не ложилась бы на сенник с вурдалаком своим.

Яра снова ухватилась за живот:

- Не о том я, матка. Малечу хочу, да только нареченного своего не знаю.

Улада махнула рукой:

- А что их знать, мужиков этих. Коль ты к нему с лаской, так и он к тебе с душою. Живой, поди. Как все. Ты вот козу за ухом почешешь, она тебе молока послаще даст. Чем он-то скотины хуже? Ты, главное, Ярушка, с добром к нему. Не гляди, что проклятый. И на его долю немало бед выпало. Придет время, он расскажет тебе обо всем. Пожалей его.

И она усадила Яру за стол, да скоро стала выставлять на него чашки.

- Взвар этот прозреет тебя. Ты, главное, держи глаза распахнутыми, не бойся. Все, что положено увидать, гляди. Не закрывайся ни перед чем. Рок тебе тяжкий выпал. Та только при легкой судьбе нечего и от жизни ждать. А у тебя вот завет есть. Предначертанный. Гляди!

И она протянула Яре чашку, от которой вился густой аромат лесных трав:

- Выпей до дна, Яра. А там и в лес.

И ворожея не ослушалась. Сделала глоток - и тут же почуяла, как горло опалило. И за жаром в животе поднялось другое тепло. Живое. Ищущее и показывающее. Растворяющее пространство, что наокол. И чувства обострились, ожили.

Знахарка покачнулась, не устояв на ногах. И тут же сильные руки старой ворожеи подхватили ее:

- Ты раскрываешь в себе мощь великую, Ярослава. Да только часу мало. Доверяй воину своему, без него теперь не сможешь. Связаны вы. Он удержит. Выдюжит.

А потом Улада увела ее к лесным исполинам, где раздела девку догола, оставив на животе той лишь оберег. Но холод больше не жег молодицину кожу.

Ярослава чуяла, как целебна, что жила в лесу, словно бы почуяла ее. Ожила. Заискрилась под ногами. И потекла по коже, проникая под саму ее суть. Наполняя ворожею силою...

Яра дернула руку, но тут же остановилась.

"Держи глаза распахнутыми шире", - вспомнила она наказ Улады.

И ворожея открыла глаза.

***

Ворожебник стоял в покоях Госпожи, а под его ногами сияли искры Княжества.

Карта продолжала гореть разноколерным светом, тут и там вспыхивая заново. Конечно, часть огней гасли - те, кого Чародейка забирала на капище, уже не возвращались. И только ему было даровано большее.

Прошлая ночь стала для Ворожебника страшной. Он впервые видел так много крови и смерти. Боли, обиды - что божественной, что человечьей. И все таили злобу на нее. А заодно и на него - что посмел тревожить покой, старыми богами дареный.

А ведь он с уважением на капище шел. Прощенья про себя просил у небожителей древних, изваяния которых наемники уносили с обжитых мест. И кровью гнилой землю потчевал, надеясь, что примет та ее как подаяние.

И земля принимала - мертвые души голодны до жизни. Да только капище не благодарило незваных гостей. Все так же настороженно глядело на ворожбу пустыми глазницами поминальных камней, да укоряло взором Огнедержца, что все не желал покидать своего места.

И Ворожебник страшился взора этого, понимая: то глядит на него не просто изваяние каменное - сам старый бог следит за рыжим колдуном. Запомнит. И отмщением ответит на деяния ночные, забыв заступиться за рыжего перед силой темной.

Гай вспомнил сестер с матерью, что остались в покоях барских. К нему уж и свататься ходили. И Ворожебник всерьез приглядывался к прихожим мужикам: глядишь, отдаст сестер в чужие семьи, а там и Рожаницы им с небес улыбнутся. И тогда, быть может, не в ее власти будет отобрать жизнь да разум, дареные землей капищенской.

Сами праотцы ту землю святой величали. Кланялись низко тем, кто жизнь им даровал.

А вот нынче ее боятся. Сторонятся капища, о мертвецах беспокоясь. Да только Гай не знал никого, кому бы мертвые дорогу перешли, аль зло учинили. Зато средь живых...

Перед взором рыжего возникла Колдунья, и он тут же отогнал видение: она не была ни жива, ни мертва. Ошибка. Чужое, нежданное зло. Оттого и сторонился ее что мир живых, что мир мертвых. И только Симаргл хотел вернуть беглянку. Зачем? Гай не разумел. Видно, и боги не любят делиться нажитым...