Знахарка

Две кобылы били копытами снег. Поклажа была готова, и Ярослава несмело вошла в хату:

- Прости, что покинула тебя одного. Больше не стану...

От Яры не укрылась досада Дара, но она понимала: уйти, не попрощавшись со Святом, ей было нельзя. Воин поймет, наверное. Ведь теперь она навсегда принадлежит ему. Перед небожителями и людьми.

Знахарка подошла к Анке, что спала на лавке в бабьем углу, и осторожно, нарочно медленно стала перевязывать раны. Словно бы пытаясь оттянуть отъезд, задержаться в родном доме на лишнюю минуту...

Но Крайя остановила ее, легко касаясь прохладной ладони:

- Ехать тебе пора. Скоро ночь, а лес болен. Торопись.

Знахарка уставилась непонимающим взором на старушку, что заменила ей всех. О чем говорит Крайя? О лесе? Так свой он. Знакомый. Это степняк, что стоит по-за нею, чужой. Да только чужой ли?

Яра спрятала дрожавшие ладони за спину и позволила старой знахарке усадить себя на лавку. Постаралась не думать что о страхе, в душе свернувшемся, что о неизвестности, распростертой за сенями избы.

- Вот, - проговорила Крайя, - в дорогу нужно поесть.

Она молча расставляла глиняный посуд на столе, по ходу приговаривая:

- За Анку не беспокойся, поправится она. Долечить девку - малого стоит. Ты все сделала. Помни про лес. Я собрала тебе травы. Отвары положила. Что еще? К Уладе сходи. Дара своего добудись. Тогда уж и отправляйся в путь-дорогу.

Она устало взглянула на Ярославу, которая не поднимала глаз, и обратилась к Дару:

- Коль заступился ты за девку, сердце доброе имеешь. Храни ее как зеницу ока. Оберегай. Увидишь - она лучшая награда из всех, что могли оказаться на твоем пути. Знать, средь небожителей обещаны вы были друг другу.

Старуха молча коснулась оберега, что повязала Дару на руку ворожея, и прошептала:

- Не снимай его, воин. Земля Лесов чтит старых богов. И они щедро делятся с детьми своею силой. То науз старый. Заговоренный. Яра сама его вязала, когда еще не все ведала о даре своем. Только оттого мощи в нем не меньше. А теперь садись.

Ели молча, быстро.

Дар то и дело поглядывал в окно, и Яра понимала: тревожится. Он не говорил ей, с каким зверьем встретился. Да только ощущала ворожея страх, обернувшийся вокруг сердца воина змеей черной. Она скоро встала из-за стола, собирая посуду, но Крайя остановила девку:

- Сама все. Ты иди.

И она помогла Яре накинуть тулуп да платком пуховым волосы укрыть.

А после - нацепила той на шею бусы странные, из дощечек слепленные. И такие же - Дару.

Яра пробежала тонкими пальцами по деревяшкам, и, обнаружив выжженные символы, с удивлением уставилась на старушку:

- То ж руны старые. Запретные. И сила в них, бусах этих, великая чувствуется. Коль прознают...

- Не прознают, - заспешила Крайя, голос до шепота понизив. - Ты береги их, Ярушка. То ж твоя мать должна была сносить. Может, и не лежала бы сейчас в земле сырой, девкой юной туда положенной. Черная воля шла за ней по пятам. Это обманет ее. Тут ты со мной была, я защищала дитя свое. Нынче женой в мужнин дом входишь. И охранять тебя буду не я.

Надел тулуп и Дар - его отдал воину сам Литомир, отпуская знахарку. Мужчина помог Яре влезть в седло, и только тогда сел сам:

- Не бойся за нее, знахарка. Сберегу я твою ворожею.

Яра взглянула на Крайю в последний раз и с силой стукнула кобылу по крутому боку.

Лес больше не казался домом. Видно, знал, что знахарка покидает его, отрекаясь от земли родной. А оттого и обиду таил, пытаясь ухватить девку дурную за растрепавшиеся волосы. Однако ж препятствий не чинил. И с первыми сумерками вывел ворожею с воином к знахарской избе Низкогорья.

Улада не спала. Хоть и вечерело, да только сон ей в руку не шел. Чуяла она, что последние капли жизни покидают старое тело, и ждала Яру. Знала: та придет сегодня.

В дверь кратко постучали, и старая ворожея тихо отворила засов. Выглянула на свежий воздух, да тут же захлопнула дверь перед самым носом степняка:

- Этого не пущу. - И услыхала, как за дубовой завесой утробно прорычали:

- Ты иди, Яра, я обожду.

Дверь снова отворилась, только вошла в нее одна ворожея. Сняла тулуп, и только тут Улада увидала оберег шлюбный, что поверх живота завязан. Старая зашипела, плюясь горькой слюной и загомонила громко:

- Знаешь, за кого пошла-то, дура?

- Знаю, матка. Проклятый он. Видела и душу его, и прошлое. Все знаю.

- Знаешь-то знаешь. Да не все. Погоди ручник снимать! - Оборвала она Яру, когда та попыталась развязать красного колеру поясок, что обвивал живот. - Нельзя тебе сейчас. Носить его станешь и днем и ночью.

- То ж ручник шлюбный...

- Не простой он, - прервала ее старуха. - Крайя вышивала? То-то и оно. Знает свое дело старая дрянь. Вышила на славу. Обережет ручник этот дитя твое.

- Так я ж...

- Непорожняя ты уже, Яра. Семя крепкое зародил в тебе этот степняк. Вот и проросло. Береги его, дочка. Ищет его взор темный, что пронзает и солнца свет, и мрак ночи. Час от часу сильней становится голод, терзающий душу ту гнилую. И сила ее растет. Станет искать он дитяти, и хорошо, что уйдешь ты. Не приходи больше в Земли Лесов. Погибель ждет тебя здесь. И дитя не убережешь...