Знаки и знамения

Каждый шаг давался мне с невероятным трудом, но я поплелась к круглому бассейну. Вода снова нагрелась, когда я в нее опустилась, и от нее пошел пар. Какое-то время у меня теплилась надежда, что вода смоет символ. Но быстрее растворюсь я сама, чем пропадет семиконечная звезда. Была ли у отца такая же метка? Носила ли ее на коже Селеста? Почему символ проявился сейчас? Дело в магии, которую я высвободила? При мысли обо всем, что связывало меня с бессердечной королевой, желудок завязался узлом. Дверь опять открылась, и я подтянула колени к груди. Сквозь поднявшийся пар я не могла различить, кто вошел, и на секунду представила, что Николай одумался.

– Так и думала, что кровосос подожмет хвост, как только сообразит, что ты не безобидная викканка, которой легко управлять, – раздался голос Лупы. Затем зашуршало платье, и вскоре после этого она скользнула в бассейн.

– Ты знала? – потрясенно спросила я.

– Что в твоих венах течет ведьминская кровь? Конечно.

– То есть как «конечно»? – прошипела я. – Почему ты мне не сказала?

Она сделала два гребка и подплыла ко мне.

– Я не сомневалась, что однажды ты сама это выяснишь, а до тех пор не хотела нарушать твое душевное равновесие. Кстати, я добрая викканка до мозга костей. Ни капли ведьминской крови. – Она сверкнула своей привычной злобной ухмылкой, и мне стало немного легче.

– Значит, ты мне не сестра? – на глаза навернулись слезы. Наши отношения никогда не были особенно теплыми, но внезапно это перестало иметь значение. Я не хотела снова ее потерять.

– Сестра. – Лупа улыбнулась и поморщилась, как будто откусила что-то кислое. Меня охватило чувство благодарности за то, что она пыталась смягчить ситуацию ради меня, ведя себя так же отвратительно, как всегда. Похоже, ее не волновало ни то, что я стала убийцей, ни то, что была наполовину ведьмой. Вот только любопытно, известно ли ей о семиконечной звезде… и о том, кем являлся мой папа. – У нас одна мать, но разные отцы. Но я всегда это знала.

– Откуда? – я постепенно согревалась, и дрожь успокаивалась.

– Викканское седьмое чувство, – откликнулась Лупа и вздохнула. – Это было очевидно. Мы совершенно разные, и наш отец, – слово «наш» она выделила, – любил тебя больше, чем меня. Надо отдать ему должное, он пытался это скрывать. Но получалось плохо.

– Тебя он тоже любил, – заверила ее я. Каково ей было жить с этой мыслью? В детстве и позже, в двенадцать лет?

– Любил, – ответила Лупа, – просто не так сильно, как тебя и Кирилла. Они мне все рассказали за пару дней до той роковой ночи. Думали, что я достаточно взрослая для того, чтобы знать. – Она сглотнула. – Ничего подобного. После этого у меня в голове совсем все перепуталось, и я стала еще более невыносимой, чем раньше. А в ваш день рождения сбежала. – У нее вырвался глухой смешок. – Хотела узнать, пойдет ли он меня искать. Испугается ли за меня.

Она всего на два года старше меня. Наверное, Милош встретил нашу маму, когда Лупе исполнился примерно год. Он был единственным человеком в ее жизни, которого она могла назвать отцом.

– Что произошло?

Избегая моего взгляда, Лупа шмыгнула носом.

– Покажешь мне? – аккуратно спросила я. – Я практически ничего не помню. Лишь какие-то обрывки.

Сестра нерешительно кивнула.

– Только не осуждай меня, – попросила она потом. – Я себя ненавижу за это.

– Не буду.

Лупа протянула мне руку, и наши пальцы переплелись. Я закрыла глаза. Если кто-то сам концентрировался на определенном воспоминании, мне становилось намного легче в него попасть.

Лупа сидела на разветвлении дуба, спрятавшись в его густой кроне, и смотрела на наш дом. Солнце уже село, и я увидела маму, которая звала Лупу. Я сжала губы. Так отчетливо видеть маму, нежные черты ее лица, потускневшие с годами… Вот папа вышел из дома, остов которого я нашла прошлой ночью. В воспоминании он был невредим. Стены обвиты жимолостью и диким виноградом. Из трубы в темнеющее небо поднимался белый дым. Отец держал за руки меня и Кирилла.

– Вы останетесь с мамой, – раздались его слова. Он был высоким и стройным, с вьющимися рыжими волосами и такими же зелеными глазами, как у меня. – А я поищу Лупу. – Поцеловав каждого из нас, отец пообещал: – И приведу ее домой живой и здоровой. Не переживайте.