Я продолжала донимать его своими открытиями, спрашивала об отметинах от прививок, о шрамах после операций на колене, где на коже по-прежнему виднелись точки от швов. Россыпь родинок на плече была точь-в-точь пирамиды плато Гиза, включая Пирамиды цариц и Сфинкса. Он носил на теле вырезанные надписи, знаки, говорящие куда больше, чем какая угодно татуировка. На что бы я ни указала, на все у него находилась история, как будто сосок, веснушки, экзема, золото на коренном зубе были оглавлением в толстой автобиографии или увесистом эпосе. Несколько часов напролет я слушала, как его голос, у самого уха, повествует о травмах во время скалолазания и метания ножей или о детских болезнях. Если бы пропустить Артура сквозь все те машины, которые делают снимки человеческих внутренностей, думается мне, на рентгене оказались бы только тексты, целая маленькая библиотека для каждой части тела. Артур состоял не из плоти и крови, но из рассказов.
Я легонько дотронулась до его спины. По коже побежали мурашки, бугорки, напоминающие шрифт Брайля. Я все гадала, что же лежит глубже, прячется за всеми теми побасенками, которыми он меня развлекал. В свете ламп его тело казалось прозрачным. Прячущим другие знаки, шрамы, отметины – слой за слоем.
Он тихо лежал возле меня. Я посмотрела на морщинки вокруг его глаз.
– Все твое тело – история, – сказала я.
– Знаю, – был ответ.
Последовало несколько волшебных недель. Несколько раз я становилась свидетельницей редкого природного явления: снегопада в лучах солнца. Я могла шагать по улицам, перед глазами мельтешили кристаллы льда, а сзади за мной плелась тень. Я только изредка занималась шрифтом. Чем сидеть за компьютером, мне больше нравилось лежать голой, прижавшись к нему, и слушать короткие обрывочки его биографии на основании отметин на теле, кусочки, которые я сохранила в памяти и через какое-то время сумела соединить в историю, примерно так же, как в младших классах однажды смогла сложить буквы в письмо, строчка за строчкой.
Мама Артура преподавала музыку в небольшом городишке в регионе Сёрланн – что также объясняло характерное Артурово «р». Ребенком он часто усаживался перед проигрывателем вместе с мамой и слушал музыку. Она была неразговорчива, предпочитала ставить ему пластинки.
«Музыка – голос Бога на Земле», – говаривала она.
Мама регулярно наведывалась в разные европейские столицы, чтобы посетить концерты лучших оркестров и дирижеров. Я не знаю, правильно ли я все поняла, но, судя по обрывочным рассказам Артура, она нередко встречалась с мужчинами во время этих поездок – каждый раз с новыми – на концертах или при схожих обстоятельствах.
При всем при этом мать Артура была женщиной свободных взглядов, и в согласии с этим она превратила свою жизнь в уникальный проект. Мать Артура хотела повысить уровень терпимости в мире.